Қазақша
Русский
English
Кыргызстан готовится к парламентским выборам, а политолог Султан Акимбеков в авторской колонке на Tengrinews.kz размышляет о том, как соседи прошли несколько этапов от либерализации к централизации власти, почему пережили три революции и что заметного и поучительного в этих процессах, если смотреть со стороны — например, из Казахстана.
Новые выборы в Кыргызстане, которые пройдут 30 ноября, интересны тем, что это начало нового политического цикла в этой стране, который завершится с выборами президента в следующем году. Но ещё более интересным является завершение целой эпохи, когда в Кыргызстане стремились реализовать те или иные варианты либеральных реформ. Это была практически единственная страна в регионе, где они были существенной частью внутренней политики.
Некоторые из них были скорее имитацией этого процесса — как известная история с витриной либерализма в Центральной Азии в начале правления первого президента Аскара Акаева. Другие были вызваны трудностями ситуации в Кыргызстане, когда вслед за второй революцией против второго президента Курманбека Бакиева в 2010 году была сделана попытка усилить в политике роль парламента и парламентских партий.
В данном контексте предстоящие ноябрьские выборы 2025 года — это как раз завершение того процесса либерализации, который был начат даже не в 2010 году.
Скорее, отсчёт надо начинать от либерализации в позднем СССР, которая, собственно, и привела к власти Акаева. Но в то же время он не был совсем уж случайным человеком во власти, как это было, к примеру, с российскими либералами в 1991 году.
Неофициально считается, что он был избран при поддержке патриарха советского Кыргызстана, первого секретаря ЦК компартии Турдакуна Усубалиева, и не был совсем уж чужим человеком со стороны.
Здесь надо иметь в виду, что в СССР каждый партийный руководитель входил в патрон-клиентские сети. Если же он долго находился во главе национальной республики, как тот же Усубалиев, а также Динмухамед Кунаев в Казахской ССР, Шараф Рашидов в Узбекской ССР, Мухамеджан Гапуров в Туркменской ССР, то патрон-клиентские сети приобретали специфику.
Например, в Киргизской ССР значительная часть бюрократии состояла из выходцев с севера. Когда при Горбачёве старую элиту по всему СССР меняли на новую, чтобы потеснить прежние патрон-клиентские сети, Усубалиева сменил южанин Абсамат Масалиев. Но не смог укрепиться у власти.
Потому что в системе бюрократии на тот момент уже преобладали северяне, многие из них были выходцами из рода сарыбагыш. И Масалиев не мог в один момент поменять если не всех из них, то большинство. Притом что в СССР при смене руководства обычные чиновники оставались на месте — согласно логике управления центральной бюрократии.
К тому же чиновник должен был вырасти и пройти путь по карьерной лестнице и иметь соответствующее образование — нельзя было ставить на должности совсем уж случайных людей.
Поэтому нахождение Масалиева во главе республики, конечно, привело к изменениям в кадровой политике, но не слишком кардинальным. Соответственно, в бюрократическом аппарате КирССР по-прежнему преобладали люди, близкие к Усубалиеву.
Когда ситуации в СССР изменилась и начался процесс либерализации, в Киргизской ССР президентом стал Аскар Акаев. Он был учёным и относился к числу либеральной интеллигенции из Москвы. Но в то же время он был выходцем из племени сарыбагыш, к которому принадлежал и Усубалиев. Это могло быть случайным совпадением, тем более когда речь шла о либеральном политике.
Тем не менее при Акаеве была преемственность бюрократии, что стало одной из основ политической стабильности. На фоне других государств Кыргызстан выделялся именно большей степенью либерализации, но при сохранении общей централизации власти.
Такая модель была довольно эффективной. Она позволяла поддерживать хорошие отношения с западными странами, предлагая им высокую степень соответствия их идеологическим предпочтениям. В 1990-х годах это было особенно важно в связи с финансовыми трудностями новых независимых государств. Но и с политической точки зрения это было достаточно удобно. Тем более когда в 2001 году США и международная коалиция вошли в Афганистан – в Кыргызстане тогда открыли американскую базу в аэропорту "Манас".
Однако в 2005 году власть Акаева была свергнута. Собственно, именно результаты парламентских выборов 27 февраля 2005 года вызвали массовое недовольство, особенно на юге. Но здесь стоит отметить, что относительно либеральная политика в предшествующие годы, несмотря на аресты некоторых видных политиков — Феликса Кулова и Азимбека Бекназарова, привела к тому, что в Кыргызстане была сильная оппозиция.
Перед выборами она сформировала коалицию из пяти партий. Среди её лидеров был бывший премьер-министр Курманбек Бакиев. После "тюльпановой революции" в марте 2005 года он стал и. о. президента и главой правительства.
Бакиев представлял юг страны, он являлся выходцем из объединения ичкилик племени кипчак. Кипчаки в составе киргизского народа — это часть влиятельной группы ферганских кипчаков, которые играли большую роль в истории Кокандского ханства. К примеру, кипчаком был Алимкул, который погиб при сражении с российскими войсками за Ташкент в 1865 году. До национального размежевания 1924 года они имели собственную идентичность. После неё часть из них вошла в состав киргизского народа, в объединение ичкилик. В киргизской родоплеменной системе существуют правое и левое крылья, ичкилик — это отдельная группа, которая в основном проживает в южной части страны.
Бакиева свергли в 2010 году. Тогда его обвиняли в клановости и узурпации власти. Всё-таки занятая в 2005 году позиция президента позволила ему победить своих конкурентов, в том числе и соратников по "тюльпановой революции".
После свержения Бакиева политические силы Кыргызстана достигли компромисса — они договорились не допускать концентрации власти в одних руках, потому что это создавало внутриполитическое напряжение.
Компромисс основывался на идее перехода ко внутренней конкуренции.
Поэтому после сравнительно недолгого президентства Розы Отумбаевой (2010-2011), которая некоторое время была также главой временного правительства, было решено усилить роль парламента, чтобы не допустить единоличной власти одного из президентов.
А чтобы избежать регионализации политических партий, было предусмотрено правило, чтобы партия набирала определённый процент голосов во всех регионах.
Это должно было вынудить партийных политиков создавать коалиции из выходцев из разных регионов. Предполагалось, что в результате должна была возникнуть партийная система, которая привела бы к конкуренции на идеологической, а не на региональной, клановой или родоплеменной основах.
Характерно, что в связи с пропорциональной системой выборов реальная конкуренция привела к появлению многих партий. В досрочных выборах 2010 года участвовало 29 партий, которые боролись за 120 мандатов. Но в парламент тогда прошли пять, а три из них создали коалицию. Это были пользовавшиеся поддержкой на севере партии "Республика" и Социал-демократическая (СДПК), а также преимущественно южная партия "Ата-журт".
Они выбрали на пост председателя правительства одного из лидеров революции 2010 года, северянина Алмазбека Атамбаева, который был основным соперником Бакиева на президентских выборах.
В принципе, создание коалиции выглядело как компромисс между разными политическими силами, в том числе из разных регионов. Но здесь возникли два момента.
Для сравнения: 20 процентов арабов в Израиле выбирают своих депутатов в местный парламент. В сравнительно немногих примерах существования либеральной демократии в Азии характерно голосование больше по общинному признаку, чем по идеологическим взглядам. В частности, в Ливане есть Прогрессивно-социалистическая партия, которая представляет интересы общины друзов, и они за неё всегда голосуют. Так что 14 процентов узбеков и четыре процента русских могли обеспечить поддержку одной из партий или даже сформировать некие свои политические организации.
Это, конечно, допущение, но часто встречается мнение, что трагические события в Оше летом 2010 года во многом были связаны именно с этим обстоятельством. По крайней мере, многие лидеры узбекской общины были вынуждены покинуть страну, как, например, Кадыржан Батыров.
В данном случае сложность была в том, что в классической западной демократии в основе находится местное самоуправление. А парламент — логическое завершение модели, состоящей из многих местных самоуправлений. Это своего рода пирамида, где в основании находятся местные самоуправления, а наверху парламент. Отношения регулируются институтами, а политическая конкуренция происходит по вопросам идеологии.
В Кыргызстане же после 2010 года демократия фактически строилась сверху. В столице находились политики, здесь же проживала более прогрессивная часть населения, ориентированная на европейские ценности. В Бишкеке также базировались почти все НПО, которые возникли за годы развития или эксплуатации, кому как нравится, либерального имиджа этой страны.
С точки зрения западных теорий развития либеральной демократии на постсоветском пространстве считалось, что этого достаточно для того, чтобы запустить процесс. Однако пример Кыргызстана демонстрирует: даже если элиты готовы к конкуренции, в том числе на идеологических основаниях, и даже если есть определённая часть городского населения, которая в целом к этому также готова, то это не значит, что этого достаточно.
При отсутствии местного самоуправления по западноевропейскому типу конкуренция идёт не между идеологиями — левыми, правыми, консерваторами, социалистами и так далее, а между организованными группами — общинами. Они могут быть семейными, клановыми, племенными, этническими, религиозными и другими.
Например, в Пакистане на местных выборах часто используется понятие "банк голосов", когда влиятельные люди предлагают политическим партиям некоторое количество голосов избирателей в обмен на те или иные услуги после победы. В любом случае в восточном обществе обычно крайне мало людей, условных индивидуалистов, которые выбирают согласно идеологическим предпочтениям, а не интересам той или иной группы, к которой они принадлежат.
Поэтому децентрализация власти в Кыргызстане в переходный момент после революции 2010 года привела к усилению роли общин и влиятельных людей на местах. Тем более что пропорциональная система выборов повысила спрос на голоса избирателей.
Однако тенденция к централизации власти проявилась практически сразу. В декабре 2011 года президентом стал Атамбаев, который представлял СДПК. До этого он был премьер-министром во главе коалиции. Вместо него премьер-министром стал Омурбек Бабанов из второй коалиционной партии "Республика", что было частью процесса межэлитных договорённостей. При этом Атамбаев и Бабанов были северянами. Это означало ослабление позиций южан во власти. Во многом поэтому через год Бабанова на посту премьера сменил южанин Жанторо Сатыбалдиев.
В 2017 году Атамбаев поддержал избрание президентом южанина Сооронбая Жээнбекова из своей партии – СДПК. Это было весьма необычно для постсоветского пространства, и казалось, что довольно популярная партия сможет внутри своих рядов находить балансы интересов между представителями разных групп. Сам Атамбаев при этом вернулся на пост лидера СДПК. Однако уже в следующем году между ними начался конфликт, который приобрёл публичный характер. В результате в июне 2020 года Атамбаев был приговорён к лишению свободы на срок 11 лет по обвинению в коррупции.
Но уже в октябре 2020 года после парламентских выборов начались очередные массовые протесты, которые привели к отставке — на этот раз уже Жээнбекова. В результате возник конфликт интересов. В отличие от 2005 и 2010 годов, когда элиты договаривались, в этот раз всё закончилось острой конфронтацией.
Митингующие освободили из тюрьмы одновременно и Атамбаева, и другого яркого политика, Садыра Жапарова, который с 2017-го находился в тюрьме по приговору в 11 лет заключения. Атамбаев провёл митинг с участием Бабанова. Но в итоге 6 октября депутаты утвердили премьер-министром именно Жапарова, хотя многие протестовали против этого решения, говоря о его неправовом характере.
Тем не менее он оказался у власти в самый критический момент её кризиса. Характерно, что северянин Жапаров пользовался поддержкой весьма энергичного южанина Камчыбека Ташиева. Фактически они составляли тандем, что обеспечило им большую поддержку, в том числе и на улице, а это было важно для киргизской политики с 2005 года.
После отставки Жээнбекова Садыр Жапаров стал выполнять обязанности президента. В январе 2021 года он победил на президентских выборах. При этом Ташиев стал председателем местной спецслужбы (ГКНБ). Так что тандем оказался эффективным. Он начал проводить довольно жёсткую внутреннюю политику, действуя как против слишком самостоятельных её субъектов, так и западных НПО и массмедиа. С 2025 года последние потеряли поддержку со стороны после прекращения деятельности USAID.
Нынешняя модель власти в Кыргызстане достигла высокой степени централизации. Она основывается на согласии внутри правящего тандема, что само по себе необычно для Азии, и на явном нежелании допускать повторения трёх киргизских переворотов. Собственно, поэтому и было принято решение изменить систему выборов с пропорциональной на мажоритарную.
Теперь весь Кыргызстан будет поделён на 30 округов, в каждом из которых выберут трёх депутатов, одним из которых должна быть женщина. Фактически это означает если не уход партий из политической жизни, то резкое сокращение их роли и значения. Они могут выдвигать только одного кандидата в каждом округе. Значит, всего 30, но им придётся конкурировать против сильных кандидатов на местах.
Для победы нужно будет иметь серьёзную поддержку в регионах. Понятно, что в силу сильной централизации власти это означает необходимость получить согласие местной администрации. Влиятельные политики из того или иного региона будут договариваться о такой поддержке. Очевидно, что это делает невозможной конкуренцию между идеологиями на общегосударственном уровне.
Понятно, что партии в Кыргызстане не были идеологическими, будь то даже коммунисты или социал-демократы. Но всё-таки конкуренция между ними походила на какое-то приближение к идеальной модели демократии, о которой много говорили теоретики её постепенной эволюции.
Теперь идеология и всё, что с ней связано, по сути, отдаётся на откуп центральной власти. Парламент будет состоять из многих депутатов, которые не связаны друг с другом политическими связями в рамках партий и общими идеологическими задачами.
Лучше это или хуже, не так важно. В любом случае это интересная история для тех, кто наблюдает со стороны, но не тех, кто находится внутри процесса. Первые стремятся понять, можно ли из этого извлечь собственные уроки. Вторые, похоже, устали от нестабильности.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
Читайте также:
Центральная Азия и Америка обменялись любезностями и сделали ставку на экономику
Манёвры Трампа: что меняется в российско-украинской войне после недавнего телефонного разговора
Все неправильно друг друга поняли. Повестка в российско-украинской войне снова меняется
9
+7 (777) 001 44 99
