counter.yadro.ru
МИКС
09 мая 2016 | 10:43

"Нам казалось, что завтрашнего дня уже не будет" - фронтовой дневник

ПОДЕЛИТЬСЯ

Военный билет Жамила Сулейменова. Фото с сайта diapazon.kz Военный билет Жамила Сулейменова. Фото с сайта diapazon.kz

Современное поколение знает о Великой Отечественной войне по рассказам очевидцев, документальным хроникам или записям из фронтовых дневников. И записи эти наиболее точно отражают эмоции, ведь автор строк делился тем, что волновало его в ту самую минуту. Такие дневники бесценны. Потомки бережно хранят их, чтобы будущие поколения тоже смогли узнать о том, что пережили участники той страшной войны...


Современное поколение знает о Великой Отечественной войне по рассказам очевидцев, документальным хроникам или записям из фронтовых дневников. И записи эти наиболее точно отражают эмоции, ведь автор строк делился тем, что волновало его в ту самую минуту. Такие дневники бесценны. Потомки бережно хранят их, чтобы будущие поколения тоже смогли узнать о том, что пережили участники той страшной войны...

Сейтжан Жамил бережет фронтовой дневник отца - Жамила Сулейменова. Во время войны он был ранен и попал в плен. В лагере Холм жизнь солдату спас военврач Леонид Кубасов. Дети Жамила нашли его врача, узнав о Леониде из дневника фронтовика.

"Врачу Кубасову обязаны жизнью и отец, и мы, его 8 детей. Отец женился после войны. Он ушел на фронт в 18 лет. Уже после смерти отца мы нашли его фронтовой дневник. Немецкий блокнот, исписанный химическим карандашом. Отец ушел на фронт в 43-м. Вскоре на него пришла похоронка. А он вернулся живой. Его ранили, и он оказался в плену. В  военном билете отца записано: с марта 1943 года стрелок 240-го гвардейского стрелкового полка. С ноября 1943 года по 26 марта 1945 года был в плену немцев. Что пережил отец за годы войны, подробно описано в его дневнике", - рассказал Сейтжан Жамил. 

Записи из дневника


Дневник солдата Жамила Сулейменова, который он вел во время войны.

В живых осталось шестеро

…21 августа 1943 года. Нам приказали наступать. В лесу мы впервые увидели трупы солдат, стало страшновато. Здесь же были окопы и блиндажи. Немцы начали отступать отсюда. Кругом трупы, валялись боеприпасы, немецкие каски. Все грохотало, над нами со свистом пролетали вражеские самолеты. Рядом со мной был паренек Ганбаев. Он испугался и стал кричать: "О, Аллах, о, Аллах!" Его голос был настолько пронзительным, что я тоже не выдержал, зарыдал. Мы не могли остановиться. Нам казалось, что завтрашнего дня уже не будет. Такое состояние было не только у нас - у всех, кто впервые оказался так близок к смерти. Тогда мы еще не знали, что страх пройдет.  

…24 августа. Мы продвигались дальше. Впереди горела деревня, с самолета на землю сбрасывали бомбы, несмотря на это, мы бежали вперед. Расположились в глубокой траншее. Бой продолжался до вечера. На удар врага мы отвечали артиллерийским ударом "Катюши". Утром бой продолжился, мы пошли дальше в лес.

…Ночью мы шли по болоту. Надо было передвигаться тихо. Смогли занять возвышенность, стали бить по врагу из пулеметов. Сквозь пулеметную очередь слышны стоны раненых солдат. Со мной Ганбаев, Койшев, Койшигулов, Князов. Все из Уральска. С рассветом стрельба возобновилась. Мы поливаем врага из винтовок и пулеметов. Погиб Койшев. Разрывом мины убило Князова и Койшигулова. Кругом стрельба, ничего не видно… 

…8 сентября мы пошли в атаку, немцы отступили километров на 30, до станции Борвенково. Город горит, нам приказано взять станцию. По нам палят, мы продвигаемся вперед. Ранило командира взвода. В нашей роте в живых осталось только шестеро".


Солдата ранило, а дальше – плен.

Лагерь. Операция. Я живой

"…Я пришел в сознание. Мне показалось, будто я проснулся после долгого сна. Рука сразу потянулась к голове. Там глубокая рана и кость. Шапка сгорела. 

16 декабря мне сообщили, что будет операция. На операцию взяли 21-го. Положили на стол, промыли рану, лицо накрыли белой тканью. Я молил Аллаха, чтобы все обошлось. Два врача держали меня за руки, два - за ноги. Через время я успокоился. Не мог шевелить ни руками, ни ногами, но слышал и чувствовал, как разрезают на голове кожу, ломают кость, только двинуться не мог. Из головы извлекли осколок, рану зашили. Потом меня перевязали и из операционного барака на носилках отнесли в другой. Парень-узбек, что лежал рядом, вскоре умер. Три дня и три ночи я не спал. Все тело горело, голова раскалывалась, я стал прощаться с жизнью. От меня не отходил врач, проводивший операцию, - Леонид Александрович Кубасов. Высокий, полноватый, приятной внешности. Он был очень внимательным. Этот человек спас мою молодую жизнь. Я никогда его не забуду. 

В лагере Холма я лечился 7 месяцев. После этого меня переправили в Stablag, что в 40 километрах от Кенигсберга. Оттуда я попал в Найдербург, потом в Гогенштейн, 24 ноября мы прибыли в Браунсберг, оттуда - в Данциг [ныне Гданьск, Польша. - Прим. ред.] Там я пробыл в госпитале до марта 45-го. Потом была комиссия в Нойштеттине, меня признали не пригодным к службе. Я еду домой. 26 августа 45-го я сошел с поезда в Эмбе".


В лагере солдату делают операцию.

"С войны отец вернулся инвалидом, но продолжал работать. Он был табельщиком на железной дороге. Зимой и летом отец ходил в шапке. На голове у него была зашитая рана 8 на 8 сантиметров. Она была похожа на родничок у маленьких детей. Кожа есть, а кости нет. В 55 лет отца не стало", - поделился Сейтжан.

Автор: Альмира Алишбаева
Источник: diapazon.kz

Читайте также