Тихий шедевр, как окрестили на последнем Каннском фестивале фильм корейского режиссера Ли Чан-дона "Пылающий"(приз ФИПРЕСИ и рекордный рейтинг у кинокритиков - 3,8 из 4), вышел на наши экраны так же тихо: на фоне жаркого июля, в сезон отпусков. Скорее всего, он пройдет незаметно, а те, кто его посмотрит, разойдутся в своих оценках радикально.
Тихий шедевр, как окрестили на последнем Каннском фестивале фильм корейского режиссера Ли Чан-дона "Пылающий"(приз ФИПРЕСИ и рекордный рейтинг у кинокритиков - 3,8 из 4), вышел на наши экраны так же тихо: на фоне жаркого июля, в сезон отпусков. Скорее всего, он пройдет незаметно, а те, кто его посмотрит, разойдутся в своих оценках радикально.
Пришедших на фильм и уходящих с него где-то через полчаса можно понять: они ожидали пылающей страсти (как и было заявлено в названии) в духе голливудского триллера с жестким (а возможно, и жестоким), как во многих корейских фильмах, наполнением. Ничего этого не случилось. А умело снятая в самом начале эротическая сцена - слабая компенсация за все два с половиной часа экранного времени.
Жанровая подвижность фильма выглядит как меланхоличный микс - мелодрама, триллер, мистика, детектив, социальный реализм. В основе сюжета и всех его перипетий классический и в чем-то любовный треугольник: юный писатель Чжон Су, странный и особенный представитель корейской искренности, девочка-фантом Хэми, типическое воплощение корейской провинциальной мечты, и корейский Гетсби по имени Бен, плейбой на Porshe со своими загадками и тайнами.
Главное достоинство фильма Ли Чан-дона в том, что он абсолютно точно следует ритму литературного первоисточника - рассказу японца Харуки Мураками "Сжечь сарай" (1982). И это на моей памяти второй (после "Тони Такитани") удачный случай переноса прозы Мураками на экран. Правда, корейская вариация значительно изменила и продвинула небольшой японский рассказ. Кроме того, мотивы все той же классической литературы, от Фицджеральда и Фолкнера до Достоевского, лежат в "Пылающем" буквально на поверхности.
Мальчик, бунтующий против отца, демонизм жизни по ту сторону добра и зла, травма материнской нелюбовью, вытесненные желания и неистребимое стремление к счастью, подвергнутое фрустрации - все эти психодрамы, которые принято называть "скелетами в шкафу", есть везде - от Кореи до Зимбабве - и в этом глобальность фильма Ли Чан-дона.
Однако важнее другое. Во всем мире молодые люди всякий раз ищут ответы на "проклятые" вопросы бытия. Героиня фильма Хэми отправляется в Африку чтобы убедиться в том, что, кроме малого голода (физического), есть голод Великий - неистребимое желание понять смысл жизни, понять, для чего ты родился. Ли Чан-дон лаконично монтирует кенийский танец героини (танец Великого голода) с современной дискотекой. Это как две стороны одной медали, только в первом случае это желание найти, во втором - убежать. Почти как в знаменитом хите "Отель Калифорния" - "кто-то танцует, чтобы вспомнить, кто-то танцует, чтобы забыть".
Памятуя о том, что кино всегда балансирует на стыке иллюзии и реальности, Ли Чан-дон искусно держит интригу на тему "было или не было?". Начиная с мандарина ("главное не думать, что его нет"), и заканчивая котом, сожженной теплицей и колодцем, в который возможно когда-то упала девочка. Эта в чем-то призрачная реальность интонирована такой же мистической музыкой, включая роскошный саунд Майлза Дэвиса из фильма Луи Маля "Лифт на эшафот".
На протяжении всего фильма в этом загадочном и детективном повествовании вас будет постоянно преследовать мысль, что это корейское кино про нас и прежде всего про молодых людей у нас.
Большинство современных корейцев находятся в жутком прессинге, пытаясь достичь рекламных стандартов жизни с помощью невозвращаемых кредитов. Им хорошо знакома безработица, бесконечные конфликты с чиновниками и классовое презрение. Они тоже хотят обрести уверенность в завтрашнем дне и простое человеческое счастье. "Ярость, злоба, униженное мужское достоинство - вот что сегодня характерно для молодого поколения в Корее", - говорит Ли Чан-дон.
А разве странность в поведении, заторможенность и безусловнаая апатия на лице главного героя не делают это лицо лицом не только корейской национальности?
Конечно, мы не слышим на границе нескончаемые голоса северокорейской пропаганды, которые разносятся мощными усилителями на десятки километров, а с экрана не бубнит Трамп. Все это можно списать на конкретные корейские обстоятельства. Но в остальном... В остальном - точная и невероятно художественная социальная драма не только про Корею.
У Мураками главный герой говорил, что глядя на то, как девушка поедает несуществующий мандарин, он чувствует, как испаряется реальность. А это уже очень серьезно - сомневаться в том, реален ли мир, в котором ты живешь. И действительно ли все так, как тебе кажется, - чувства, отношения, другие люди. Мир как фантом, как сон наяву. Фильм корейца Ли Чан-дона передает это ощущение безупречно.
