Знаки судьбы
Разве есть граница между историей страны и личной биографией? Можно ли описать важнейшие политические события без чувств и эмоций их участников и очевидцев?
Не зная еще, что это последний счастливый день мирной жизни, а завтра начнется война.
Сочи. 18 августа 1991 года.
Ранним утром следующего дня жена будит меня странными словами:
- Горбачева сняли.
- Не понял.
- Радио послушай.
На территории приморского санатория голос диктора из репродукторов на столбах:
- Соотечественники! Граждане Советского Союза!
И никого вокруг. Только равнодушное солнце готовится к новому дню. Все происходящее действительно похоже на кино. Как будто здесь снимают фильм про июнь 1941-го. А мы все, неожиданно для себя, стали участниками массовки.
- В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность!.. В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…
Текст обращения ГКЧП оживил в памяти недавнюю телевизионную картинку из программы "Время". По лестнице президентского особняка в Ново-Огареве поднимаются участники дискуссий по Союзному договору, который должен переустроить страну. Первыми, о чем-то оживленно беседуя, идут Б. Ельцин с Н. Назарбаевым. Чуть поотстав, - М. Горбачев и остальные лидеры союзных республик.
- В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…
Через 20 лет после путча 1991 года мудрые эксперты продолжают разбирать "по косточкам" события тех дней. Их причины и последствия. Ищут и находят макроэкономические и геополитические предпосылки неудавшейся попытки государственного переворота и дальнейшего распада могучего государства. Цифры, таблицы, цитаты - мир без людей и эмоций.
Но они остались на старых пленках - люди 1991 года, их слова и чувства. Когда я пересматриваю свои съемки тех лет, кажется, что на них сохранились даже запахи. Например, удушливый смог на узких рижских улочках января 1991-го. Только что советские танки отшумели в Вильнюсе, и все ждали развития сюжета в других прибалтийских республиках. В Риге народные ополченцы круглые сутки не уходили с улиц, живым щитом оберегая места возможной атаки. Ночью они собирались вокруг костров, дым от которых заполнил все улицы и переулки. Разговоры у огня:
- Мы до этого времени считали, что хорошо живем, но мы существовали.
- Ощущения у нас в республике тяжелые. И по всей стране видно, как идет откат сейчас.
Панорама площади, плотно забитой людьми. Искры от костров парят над головами. Плакат перед Домским собором - "Москва, пожалуйста, не присылай больше к нам убийц!" Крупный план переводчика Виктора. У него дергаются губы.
- Передайте Мише, это дело не латышей уже или литовцев. Это поруганное человеческое достоинство. Ни одна империя не имеет права давить другой народ. У меня родственники в Москве, в Ленинграде. Но я здесь родился, я вырос среди этого народа. Я горжусь этим.
- В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…
19 августа 1991 года на черноморском побережье ничто не говорило о драматизме московских событий. Только у газетных киосков выстроились необычно длинные очереди полуголых мужчин. И транзисторные приемники с разных сторон сочинских пляжей вместо музыки несли политические новости. Их слушали молча, без споров и обсуждений. Через полгода мы все окажемся по разные стороны границ, но далеко не сразу осознаем это. А когда поймем, начнем искать причины - как же это могло случиться?
…На старых пленках я ищу знаки судьбы. Декабрь 1990 года, четвертый съезд народных депутатов СССР. Вводится должность вице-президента и, под нажимом Горбачева, со второго захода его заместителем избирается Геннадий Янаев. Будущего лидера ГКЧП и своего гонителя Михаил Сергеевич характеризует тогда как "зрелого политика, способного участвовать в обсуждении и принятии важных решений государственного масштаба". Министр иностранных дел Э. Шеварднадзе с трибуны съезда заявляет об отставке, говорит о приближении диктатуры. Судьба подавала знаки, она кричала нам прямо в уши, но мы не могли их расшифровать.
И уж тем более, немногие замечали мин замедленного действия.
Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев пытается остановить предложения о проведении всесоюзного референдума о частной собственности на землю и о сохранении СССР с трибуны:
- Такие вещи на таком съезде не решаются.
В перерыве я прошу Нурсултана Абишевича объяснить, что именно он имел в виду.
Вот этот эпизод. Кулуары Кремлевского Дворца съездов, наполненные сигаретным дымом и шумными дискуссиями. Все отрывочно, как обрывки разговоров из телефонных кабинок по соседству. Время спрессовано так, что каждая съемка теперь воспринимается, словно набор фотографий. Когда каждое мгновение, зафиксированное камерой, ценно само по себе.
И вот разговор с лидером Казахстана:
- Если сказать откровенно, - говорит Н. Назарбаев,- этот съезд разочаровывает. Вы смотрите, какой дух съезда идет. Принимается все, что предлагается. А к чему это все приведет?
- Указ о референдумах - это попытка напрямую, через головы республиканских парламентов, обратиться к населению. Разделяете вы такую мою оценку?
- Разделяю. Я так и сказал. Мы говорим о том, чтобы согласованно действовать с республиками, мы все время говорим о том, что руководители республик, парламенты республик должны собраться и решить вопрос согласованно. Законы приняты в республиках, а теперь вот верховенство союзных законов - как это согласовывать? Отменять законы или суверенитеты? В России, в Казахстане и в других республиках. Мы предлагаем, чтобы все это формировалось снизу, по согласованию с республиками, но опять желание сверху диктовать.
- Хотя объясняется все благими желаниями, что суверенитет республик…
- Разве Россия или Казахстан против Союза, что ли? Референдум же надо проводить, когда возникает вопрос, правильно? А если нет вопроса? Высказались за Союз, тогда зачем проводить референдум? Я надеюсь, что Верховный Совет, когда будет рассматривать порядок проведения, он поправит это все.
- Считаете ли вы, что принятие этого решения может обострить взаимоотношения между республиками и центром?
- Я не могу сказать, что с Казахстаном обострится, потому что у нас почти нет законов, которые за рамки Конституции СССР выходят, а в других республиках, я уверен ( в России, в Закавказье и в других республиках), обязательно обострит.
- Можно предположить, что это негативным образом скажется на самом союзном договоре, на подготовке его подписания? Или я не прав?
- Возможно. Возможно.
- Когда президент готовился внести эти предложения, он советовался с вами или с руководителями других республик?
- Нет, не было никакого совета. Положения доклада мы не знали совсем. Можно было бы посоветоваться. И учесть наше мнение. Я вот вам говорю, в редакционной комиссии, где я председательствую, я не только советовался с членами комиссии, но и с руководителями республик.
- Можете вы предположить, что в Казахстане такие референдумы не будут проведены?
- Я опять вам скажу, что референдумы проводятся тогда, когда есть вопрос, правильно? По которому хочется узнать мнение. А мы знаем мнение о том, что и по земельной реформе, и по союзному договору уже высказано Верховным советом республики, в законе о суверенитете записано это. Если нет проблемы, мы не будем проводить. Такая постановка вопроса имеет два конца. А если против проголосуют, - тогда что? Тут есть вопрос. Например, республики, которые взяли этот курс, проголосуют против. Что тогда?
Нурсултан Абишевич замолкает. Может быть, ждет следующего вопроса, может, пытается ответить сам себе на что-то.
И пока пленка отмеряет паузу двадцатилетней давности, в памяти яркой вспышкой снова высвечиваются интервью у рижских костров:
- Передайте Мише, это дело не латышей уже или литовцев. Это поруганное человеческое достоинство. Ни одна империя не имеет права давить другой народ.
Да, точно. Другими словами, но об одном и том же - о человеческом достоинстве, которое не позволительно не уважать.
А тем временем Назарбаев отрывается от собственных мыслей и вдруг произносит фразу, услышать которую от Первого секретаря республиканской Компартии тогда было совершенно не реально.
Я остановил пленку.
(Продолжение следует)