Қазақша
Русский
English
Ещё недавно Марат Ахметжанов руководил МВД Казахстана, а два года назад неожиданно сменил кабинет министра на кресло акима. В большом интервью Tengrinews.kz поговорил с ним о том, как ему предложили пост главы Акмолинской области, почему он лично выделяет земли под строительство казино, что происходит с ценами на отдых в Боровом, а ещё о вымирающих сёлах, о том, сколько раз он может подтянуться на турнике, за что он получал выговор и о его эмоциональности.
Вы также можете посмотреть видеоверсию этого интервью, она опубликована на нашем YouTube-канале Tengri TV.
Раздражённость и "голословность": как аким объяснил своё поведение
— На брифинге в СЦК на некоторые вопросы вы немного агрессировали. Со стороны казалось, что они выводили вас из себя. Почему?
— Ну не агрессировал я. Просто вопросы, думаю, были заданы из-за того, что не владели действующей ситуацией. Я извиняюсь, если я как-то эмоционально ответил. Как получилось, так получилось.
— Можно сказать, что это отголоски вашей многолетней работы в силовых структурах?
— Возможно. Я начинал свою работу ещё в советское время следователем прокуратуры.
И всегда мои учителя говорили, что должны быть фактические данные, которые могут быть положены в основу того, чтобы кому-нибудь что-то предъявить.
Безосновательно — это огульность, голословность. Так любой человек может, сидя на диване, любого критиковать.
Поэтому, если мы предъявляем какие-то претензии, мы всегда должны их обосновывать. А пустые претензии занимают и моё время, и их время. Поэтому я люблю, когда всё конкретно. Я иногда даже смотрю не на процесс, а на результат. А вот когда говорят, что не уделяешь внимания...
Ну я же человек, живой человек, который что-то делает. Но когда вашу работу не видят. Или даже не то что не видят. Они, скорее всего, и не видели. Они не знают, а лишь бы вот что-то...
— А вас это обижает?
— Нет, это меня не обижает. Я просто хочу объективности. Потому что я знаю, что ещё много надо сделать. Каждая работа должна быть оценена.
В школе мы учили сказку: кричали, что волк пришёл, ягнёнка забрал; все сбегались, сбегались; а потом, когда действительно волк пришёл и забрал ягнёнка, начал пастушок кричать — люди уже не верят.
Мы тоже можем привыкнуть. Лично я пока не привык.
Мне говорили мои коллеги: "Делай, не делай — работа акима неблагодарная. Всё равно будут хаять".
Как министр МВД стал акимом области
— Вы были прокурором, борцом с коррупцией, министром внутренних дел. Теперь вы аким. У вас получилась очень необычная карьера. Где ещё мы можем завтра вас увидеть?
— Где пригожусь для общества, для Главы государства — там и буду служить. Здесь вопросы хорошей координации: нужен контроль, надзор и, самое главное, коммуникабельность.
То есть правильно, ясно выражать свои мысли, ставить правильные задачи, принимать какие-то смелые, быстрые решения. И самое главное — брать ответственность на себя.
И одна из черт, которые необходимы — надо быть вовлечённым. Если вовлечены не будете, не будете знать ситуацию, она никогда не приведёт вас к должному результату.
— С чем вы связываете своё назначение именно в Акмолинскую область?
— Я это ни с чем не связываю. Это предложение Главы государства: возглавить область, быть представителем Президента.
— А можем вернуться в тот день, когда вас назначили акимом? Как вы это помните?
— Сейчас, наверное, можно говорить. Но это не в один день решилось.
— То есть вы знали заранее?
— Конечно.
— А как это происходило?
— Было предварительное предложение, беседа. Я был у Главы государства. Глава государства предложил мне возглавить Акмолинскую область. У меня небольшие сомнения были. Я сказал, что я больше по другой линии работал. Президент мне говорит:
"Для руководителя при хорошем подходе всё возможно. Поэтому мне нужны люди, которые должны правильно организовать работу, свежим взглядом посмотреть, где можно по-другому подойти. Мне сантехники, электрики не нужны. Мне нужен хороший организатор. Поэтому я вам предлагаю эту должность".
Я, как солдат, принял. Да, были у меня небольшие сомнения.
— Какие сомнения и как долго вы думали принимать ли предложение?
— Нет, я не думал. Я как могу думать? Я сразу согласился. Потому что я же политический государственный служащий.
— А что вас смущало? Из-за чего вы могли отказаться?
— Я же не говорил, что я отказался. Нет, я просто такой — чтобы не подвести. Управлять областью, хозяйством и правоохранительными органами — разные сферы.
"Я подтягиваюсь 20 раз"
— Я пыталась найти ваш личный аккаунт в "Инстаграме". Но не нашла. Я так понимаю, социальные сети вы не ведёте?
— Получаю информацию.
— Почему я об этом спрашиваю? Когда вводишь ваше имя в поисковик, то одним из первых выходит видео: на открытии спорткомплекса в Зеренде вы подтянулись восемь раз. И это видео разлетелось по соцсетям. Как вам такого рода популярность и как видео комментировали ваши коллеги?
— В первую очередь я бы хотел сказать про свою реакцию. Это было открытие первого в Казахстане объекта, который был построен на незаконно выведенные средства за территорию нашей страны. Мы придавали большое значение этому объекту.
Но я не успел подтянуться и отойти — уже через 10 минут мне говорят, что идёт видео с моими физическими упражнениями.
Получается, мы до сих пор увлекаемся такими сиюминутными ценностями, немножко переключены на такой развлекательный, а не глубокий масштаб — что идёт вот такая борьба, вытягиваем деньги, строим объекты.
— Получается, вам не понравилось, что вас опубликовали?
— Моя цель была показать, что работа идёт, деньги возвращаются, на эти деньги возводятся новые объекты.
— Резюмируя, вы позитивно к этому видео не относитесь?
— Нет, такого нет.
Если бы это ради публикации было, я бы 20 раз подтянулся. Я подтягиваюсь 20 раз.
— А зачем вы вообще тогда подтянулись? Какая была идея?
— Там кто-то подтягивался, а кто-то сказал: "Аким, проверьте". Ну я так, чисто без подготовки немножко.
— А коллеги или начальство как-то шутили после этого видео?
— Очень много было комментариев. Очень много писали мои бывшие коллеги. Многие, с кем я по правоохранительной линии общался — видимо, это видео им напомнило обо мне — начали пересылать и перезванивать. У меня времени маловато, у них своя работа. А это стало поводом созвониться со старыми коллегами.
В новых домах для пострадавших от паводков трескались стены
— Давайте теперь поговорим про регион. Хочется начать с паводков: у вас в области дома уходили под воду. Когда пострадавшие получили новые дома и в них заехали, то стали публиковать в соцсетях видео, как трескаются стены. Жаловались, что дома холодные. Почему эта проблема появилась — где-то денег кто-то сэкономил или не уследили на местах?
— Я в курсе всех публикаций. Это Атбасар. Эти дома были построены ещё в период первых паводков 2019 года. Во время пандемии эти дома без ничего возвели — корпус только остался. Они пять лет бесхозными стояли. Нам пришлось реанимировать их. Я до начала строительства провёл проверку, назначил экспертизу. Увидел какие серьёзные там имеются нарушения, направил все материалы в правоохранительные органы.
— То есть вы сейчас судитесь с теми, кто строил дома?
— Мы не судимся, мы их посадили.
Они уже осуждены на восемь с половиной лет лишения свободы: начальник отдела строительства Атбасара и те подрядчики, которые строили эти дома.
— Я знаю, что были жалобы у людей в области и помимо Атбасара: у кого-то трещины в стенах, кто-то говорил, что дома холодные.
— Каждый факт регистрируется. Если есть какие-то неполадки, они сразу устраняются. Я был в домах, где жили люди до того, как выдали новые. Вы, наверное, сами видели эти дома. Они подтоплены, сырые, санузлы на улице.
— Были ли какие-то проблемы именно с застройщиками? Может, ещё кого-то посадили, наругали?
— Погодные условия были очень сложные. В тот год были дожди, время стройки было укорочено, потому что до зимы мы должны были людей не оставить. Немножко такими ускоренными темпами шло строительство (...) Но финансово они наказаны были, потому что за свой счёт практически все неполадки устраняли. Мы заставляли их переделывать всё. Неоднократно на вызовы жителей ездили. Дом гарантирован потому что.
Аким сам предлагает строить казино
— Вы выделяете в Боровом земли под казино. Сколько новых казино появится?
— Это невозможно сказать, потому что непонятно, придут туда или не придут (инвесторы — прим. редакции). Мы даём возможность существовать не одному казино. Сейчас одно.
Поэтому несколько территорий мы выделили, на которых возможно будет открытие игорных зон. Это для того, чтобы одна игорная зона не была монополистом. Мы даём возможность, чтобы могли быть построены новые статусные отели.
— Сколько земель вы под казино выделяете? Сколько в теории можно построить отелей с казино?
— Я сейчас этого не могу сказать. Там определённые участки, зоны, где можно — три или четыре.
– А кто-то из потенциальных инвесторов, кто хотел бы открыть игорный бизнес, к вам не обращался?
– Нет. Игорная зона определена, но сейчас таких заявок нет.
— А как вы сами относитесь к азартным играм?
— Отрицательно. Но это борьба с ветряными мельницами. Даже если мы не построим казино, сегодня в режиме онлайн можно играть. Здесь надо выбирать меньшее из двух зол. Онлайн — неконтролируемая игра: средства уходят за границу, налоги не платятся.
Поэтому, как руководителю региона, мне лучше было бы, чтобы легально играли и платили налоги.
Это очень дорогой вид деятельности: за каждый стол оплачивается определённая сумма налогов, которая поступает в местный бюджет. Там все эти ставки фиксируются, кто сколько проиграл.
Если бы от этого выгоды не было нашему государству, я бы, конечно, был бы противником казино. Но когда я вижу, что есть "окна" (имеются в виду онлайн-казино — прим. редакции), которые не приносят налоги, и всё равно люди играют, проигрывают свои деньги, то лучше пусть будет легальный игорный бизнес. А так я против лудомании.
— Сколько от действующего казино в бюджет казны приходит денег?
— Я сейчас могу ошибиться, но те, которые фиксировались на нашей территории, около четырёх миллиардов платят нам налоги в год.
— Это одно казино?
— Нет, у нас еще есть букмекерские конторы, которые тоже фиксируют ставки.
Как акима просят найти места гостинице в Боровом
— А сами отдыхаете в Боровом?
— Конечно. Но это не отдых, а посещение.
— Вы знаете, сколько там стоит отдохнуть?
— Цена разная, зависит от спроса, от условий. Есть рядовой спектр, есть высший спектр — это рынок. Я понимаю, некоторые возмущаются, но для этого нужна хорошая конкуренция.
Там будут строиться ещё несколько пятизвездочных отелей, которые будут влиять на конкуренцию. Когда есть один только пятизвездочный отель, конечно, будет цена высокой.
Второй сегмент трёх-, четырёхзвёздочные отели и другие — мы сегодня разбираемся с курортно-боровой зоной. У нас пакет инвесторов есть, которые уже активно будут осваивать, когда мы определим границы территории Нацпарка и местных исполнительных органов.
Я думаю, когда пойдёт такая реализация, будет много отелей разного сегмента по разному вкусу, по разной ценовой политике.
— Вам не кажется, что, наоборот, если мы сейчас отстроим ещё отели, то это не понизит цену, а повысит — новые отели будут стоить ещё дороже
— Если новые отели будут дороже, старые отели будут дешевле стоить. Когда нет выбора, тогда и цена высокая. За любую цену поэтому и ставят, загибают. Кроме того, я говорю не только о пятизвёздочных отелях, я говорю о среднем сегменте тоже.
— А какая стоимость отдыха? Вам же докладывают, сколько стоит отдохнуть в Боровом среднестатистическому казахстанцу в сезон — когда тепло, можно покупаться, погулять с комфортом?
— Мне докладывают, что можно от 20 тысяч и выше.
— Тем не менее средний сервис из формата "чисто переночевать" сейчас в Боровом — это 70–80 тысяч при двухместном размещении, без питания.
— Завтрак входит. Ну вот 35 тысяч — делите. Мы не можем влиять на рынок. Поэтому люди будут выбирать. Есть цены и ниже. Есть условия хуже.
— По вашему мнению, сейчас дорого отдыхать в Боровом?
— Я думаю, для среднестатистического жителя нашей республики средний сегмент доступен. Там, где выше сервис, там будут выше цены. Но кто хорошо зарабатывает, он должен там жить и тратить — мы получаем налоги, и это идёт на развитие этой же курортной зоны.
— Дело в том, что в пятизвёздочных отелях, которые есть в Боровом, сутки стоят порой дороже, чем полететь, условно, в Таиланд и жить там в номере с личным бассейном...
— Живут же, полный отель, нет мест. Обращаются, из Астаны звонят, просят забронировать. Спрашивают, можно ли посодействовать: приехали гости, хотели разместить, а мест нет. Из министерства звонят, говорят про переполненные отели. Раз люди просят, значит, есть спрос.
И это хорошо, значит, рабочие места у нас там, налоги платят. Если не будет спроса, они будут и понижать цену. А сейчас же нет такого, что из-за того, что отели дорогие, люди туда не ездят. Всё забито летом — невозможно попасть.
Ещё раз говорю, что надо расширяться, развиваться. Тогда будет снижение цены.
— Значит, в вашей жизни бывает, что знакомые, коллеги могут позвонить и сказать: "Rixos забит, помогите".
— Они могут, конечно, звонить. Говорят, что хотели бы разместить делегацию — министерство звонит: "Делегация наша хочет в субботу-воскресенье выехать, но, оказывается, нет свободных мест. Вы как-нибудь посодействовать не можете?"
— Что отвечаете на такие просьбы?
— Ну это обычно мои знакомые, это не какой-то повелительный тон. Я говорю: "Нет, просто летний сезон у нас, мы сами не можем попасть. И это же бизнес, не наше, не государственное".
Как в области заразились сибирской язвой
— Про ситуацию с сибирской язвой — были вспышки в регионе. В чём причина и какие последствия?
— Животное болело, и люди решили использовать мясо. Втайне несколько семей забили одну голову крупного рогатого скота. Один при обработке мяса порезался. И они долго скрывали это.
Но когда его состояние ухудшилось, его госпитализировали. И в тот же день буквально все участники этой разделки — 13 человек — были доставлены на обследование. У восьмерых было подозрение на сибирскую язву, они находились под контролем.
Остальные после проведения необходимых профилактических мер, когда увидели, что никакой угрозы их жизни, здоровью не имеется, были выпущены.
— Что с заболевшим человеком?
— Ничего, он здоров. Все живы-здоровы. Смертей не было. Просто у него был глубокий порез. Обнаружили очаг заражения сразу, и это мясо было изъято, и всё было уничтожено.
— О каком количестве идёт речь?
— 10 голов, которые в стойле стояли. И место обнаружили. Паводки, видимо, внесли свою лепту — где-то подмыло бывший скотомогильник.
— Вы кого-нибудь наказали?
— Все руководители ветеринарной службы, руководитель хозяйства, аким района — все были наказаны. Был освобождён от должности ветеринар, который курирует хозяйства.
Секрет итальянских макарон — в казахстанской пшенице?
— Ваша область в этом году — рекордсмен по сбору урожая. Но аграрии говорят, что есть проблема со сбытом, что им негде хранить/сушить урожай. Да, весной помогли субсидиями, чтобы посеяться. У больших предприятий, понятно, есть точки сбыта. Обычным аграриям с небольшими хозяйствами что теперь делать с этим урожаем?
— В этом году цена хорошая, спрос хороший. Есть частные элеваторы, есть государственные элеваторы. Не всё зерно у нас вывозится и продаётся. Есть кормовые виды, есть хозяйства, которые полностью перерабатывают это зерно.
— Но аграриев не устраивает цена сбыта. Она им невыгодна — люди не хотят продавать или у некоторых не принимают, потому что в этом году переизбыток зерна. Негде хранить, продать жалко, потому что они в минус уйдут. Что им делать?
— Это недостоверная информация. Установлена твёрдая цена закупа, которая устраивает. Самая низкая цена — это 85 тысяч тенге. Самый высокий сорт у нас уже по 125–130 тысяч тенге. Зерно востребовано, ажиотажа нет.
У нас сегодня 70 процентов заполненность элеваторов. Возможность принять зерно есть. Для сушки мы выделили 12 тысяч тонн дополнительного дизтоплива по удешевлённой цене.
Такого, что зерно осталось, гниёт, лежит под снегом, нет.
Возможно, какие-то нерадивые хозяева есть. Глава государства говорит, что землю должен обрабатывать тот человек, который умеет с ней обращаться. А не тот хозяин, который сейчас в Алматы или в Москве где-то сидит, а на полях оставил сторожа, и у него гниёт зерно без присмотра.
Должен работать именно хозяин на земле, который знает цену работы (...) Да, были такие проблемы, сейчас они давно уже решены. А вообще, раньше как было? Брали в долг друг у друга даже семена или получали коммерческие кредиты под 24 процента. Это сразу же сказывалось на себестоимости.
Раньше, когда государство не выставляло цену, они боялись, что может зерно пропасть, и первому встречному продавали его за бесценок из-под комбайна. В прошлом году в сентябре 40–50 тысяч стоила тонна зерна. Сейчас более централизованно идёт. Возможно, какие-то отдельные случаи могут иметь место — я этого не скрываю.
Люди, которые сейчас хвалят и едят итальянские макароны, — это благодаря нашему зерну. Потому что это суперзерно сегодня — мировой бренд.
— То есть весь секрет итальянских макарон в казахстанской пшенице?
— Да, если не будет этой пшеницы, не будет таких макарон. Раньше они где-то через другие источники покупали — через Россию и другие. Сейчас мы напрямую начали поставку — прорубили окно в Европу.
Про цены на говядину и то, где аким берёт мясо
— В Астане в этом году были проблемы с ценами на мясо. Вы для себя, для своей семьи где покупаете мясо и какое?
— У меня родственники держат хозяйство в другой области. Мой брат там работает, у него небольшое крестьянское хозяйство — я у него беру. Он поставляет нам.
Я понимаю, что цена выросла, действительно был такой вопрос.
— 5–6 тысяч тенге за килограмм говядины, как вы считаете, это много или мало?
— Я считаю, что здесь надо не на ценник смотреть, а на доходы населения. Первая задача — надо увеличивать доходы. Мясо, возможно, будет расти, но самое главное, чтобы рост заработной платы шёл параллельно.
— В Астане килограмм говядины стоит 5–6 тысяч. Какая у вас в регионе средняя цена?
— Около 4–5 тысяч на рынках. Но мы проводим ярмарки, где стараемся по 3300 продавать мясо. Но вообще, астанинское мясо — наше мясо, наши возят туда и продают.
— Да, поэтому и интересно, насколько у нас разница в цене.
— Разница небольшая, честно скажу (...) В Астане в чём сложность? Там наше мясо реализуется, но, к сожалению, не самими производителями — есть перекупщики, посредники.
Про вымирающие села
— В области есть вымирающие сёла, где живёт по 30–50 человек. Складывается впечатление, что про них как будто забыли. Они обычно живут там, где нет дорог, базовые потребности по свету и воде не везде закрыты. Почему так происходит и есть ли какой-то план? Или эти сёла со временем исчезнут?
— Да, в этом году два села закрыли у нас, которые неперспективными мы называем — там нет учеников. Но людей не оставляем — переселяем. Как вы говорите: дорога, свет, тепло — это базовые потребности, которые должны быть у каждого жителя по умолчанию.
Сегодня социально-экономическое развитие, распределение бюджета идёт таким образом: если есть село и если там нет света, воды, обязательно туда будет финансирование.
— Но эти сёла несколько лет стоят в очереди на асфальт, на водопровод.
— Ещё раз хочу сказать: в корне пересмотрена программа, в корне. Это наши ошибки, недоработки. Сегодня бюджет выделяется на три года, и там уже плановое распределение.
— Есть вопрос и по поводу распределения денег. Почти половину бюджета мы отправляем в пригородные районы. На сёла мы, очевидно, направляем меньше. Если посмотреть со стороны, есть ощущение перекоса: мы активно развиваем пригород, но у нас есть эти вымирающие села. Почему мы не меняем модель?
— Нельзя менять. В пригороде, в астанинской агломерации, 40 процентов населения живёт, поэтому 40 процентов бюджета туда уходит. Появляются новые сёла, новые посёлки, которым нужны дороги, электроснабжение, газоснабжение, водоснабжение. Это участки, которые люди заселяют, приезжают туда, поэтому нужно развитие.
Они же не будут жить без воды, без света, без тепла, без дороги.
Это закономерный процесс развития. Но в то же время это не говорит, что мы ущемляем другие населённые пункты. Зачем нам, например, пустую школу строить где-то, если там не хватает детей, а в пригороде переизбыток, дети ездят учиться в Астану? Это нормальный закономерный процесс.
— Но давайте будем откровенными: сёла около Кокшетау, например, намного привлекательнее, нежели какие-то отдалённые глубинки, которые вымирают. Вам самому не кажется, что создаётся перекос в том числе из-за того, что мы развиваем пригород, людям хочется туда переехать, потому что там комфортнее?
— Мы не должны принудительно держать село, если он бесперспективное. У нас есть опорные сёла. Мы можем несколько разрозненных сёл аккумулировать в одно. Я сам лично поддерживаю это направление.
Когда много разрозненных школ, где один учитель преподает и биологию, и химию, и физику, объединяет несколько классов, лучше им построить хорошую школу, хорошие спортивные сооружения и создать опорные школы.
А отдалённые участки, возможно, они где-то останутся такими станциями, хуторами, фермерами.
— Сколько сёл может буквально вымереть в ближайшее время?
— Конкретных данных нет, но у нас есть около 40 сёл, где население менее 30 человек.
В село на 500 человек купили спорткомплекс за 350 миллионов
— В СМИ была очень интересная история про то, как распределяются деньги. В селе Кырык на 500 человек купили спорткомплекс за 350 миллионов тенге. Для чего?
— Я очень хорошо знаю этот вопрос. Это не просто спортивный комплекс, это как раз такой проект объединённый — дом культуры, дом творчества, спортивный блок. Сейчас такой за 350 миллионов вы не приобретёте. Мы сейчас строим аналогичный по этому проекту — более миллиарда он стоит.
Там 130 детей (в селе Кырык — прим. редакции), почему мы должны их обделять, если там имеется уже готовое здание? И что, мы должны его разобрать, что ли?
— Неужели это настолько первая необходимость, чтобы 350 миллионов вложить в это?
— Никто не вложил, это уже было — инфраструктура там была, оборудование, мебель. Два года жители села использовали её бесплатно. Потом владелец выставил спорткомплекс на торги: или будут закрывать, или покупайте.
Зачем нам отказаться от него? Считаете, что разобрать надо было его?
— Вы говорите, что не могли обделить детей. Но в других-то сёлах обделили — у них же нет таких спорткомплексов дорогостоящих?
— Мы должны, наоборот, такое поощрять.
Извините, мы должны действовать не по букве, а по духу закона.
Люди просят меня — эти 500 человек. 500 человек не люди, что ли? Я говорю: я за то, чтобы в каждом селе такое было. Если кто-то ещё мне за 350 (миллионов — прим. редакции) в следующем селе такое построит, я ещё куплю такой объект. Хоть 300 человек будет там населения.
— Для меня, как для журналиста, эта сделка выглядела больше как поддержка предпринимателя, который отстроил здание и теперь не знает, что с ним делать...
— Была бы поддержка предпринимателя, если бы мы за миллиард у него купили.
"Не пью и не курю"
— Есть такой стереотип, что сотрудники силовых структур снимают стресс алкоголем. Вы сами можете выпить и в каком количестве?
— Я не курю, не пью. Вообще никогда в жизни не курил. Уже 15–17 лет не пью.
— С вашим приходом в регион сёла резко начали отказываться от алкоголя, вводить сухой закон. Это ваша политика?
— Нет, конечно. Когда я был министром, началась эта инициатива, потому что это профилактика. Анализ показывает: где меньше спиртного, там больше порядка. Лидеры общественного мнения, аксакалы потихонечку начали разъяснительную работу, стали проводить свадьбы безалкогольные и пришли к тому, что в селе в принципе алкоголь не нужен.
— А как это контролируют потом? Например, село официально заявило, что оно безалкогольное, но соседние сёла об этом не заявляли. Есть же риск, что люди в соседнее село поедут в магазин?
— Если село безалкогольное, значит, там нет магазина по продаже алкоголя. Это на добровольных началах — это не говорит о том, что имеются карательные санкции, если кто-то выпил.
Общественное осуждение, порицание — оно даже больше действует на сознание людей, чем санкционные меры уголовного закона.
В пример приведу казахское обычное право. Раньше тюрем не было у нас, административных штрафов не было. Самым суровым наказанием было общественное порицание и выгнать человека из аула: он без племени, без роду где-то скитается, и для него это был позор.
Хорошо, что в наших генах ещё есть общественное порицание, уважение к старшим, привычка прислушиваться к общественному мнению — где права большинства людей, там должны быть приоритеты перед правами единичного человека.
— Значит, вы не пришли на пост акима со словами "Я не пью и никто не будет"?
— Нет. Это право каждого человека, это личное пространство — никогда туда нельзя лезть.
Как говорят, в чужой монастырь со своим уставом не ходи.
Надо воспитывать не словом, а делом. Если молодёжь видит, что люди ходят пьяные, дерутся, то у них кодируется, что так можно, что это не дикость.
Поэтому, когда мы от ЛГБТ других хотим оградить, вводим нормы, что не должны это пропагандировать.
Про запрет пропаганды ЛГБТ
— Как вы, кстати, относитесь к запрету пропаганды ЛГБТ — поддерживаете или нет?
— ЛГБТ — это личное пространство, оно не запрещено, но запрещена пропаганда, реклама.
В советское время и в нашем кодексе до 1997 года была статья за мужеложество.
— Она что означала?
— Это значит, что мужчина с мужчиной — уголовно наказуемое деяние. Сажали за это людей. Если выявляли, не надо было заявления — задерживали, применяли меры пресечения. И это было прямое вмешательство в их личное пространство.
В 1997 году новый кодекс Казахстана исключил эти статьи, когда Казахстан объявили светским, правовым, демократическим, социальным государством, где главным ценностями является жизнь человека, здоровье, его права и свободы.
И да, это твоё личное пространство. Но для неокрепших сознанием детей, подростков не делай так, чтобы это обыденное явление, не пропагандируй, не показывай, не рекламируй. Чтобы люди понимали, что у нас есть семейные традиции, нравственность.
— В целом в вопросе ЛГБТ вы консервативны или всё-таки толерантны? Вы осуждаете?
— Ну, это их дело, но я не сторонник этого.
О критике от премьер-министра, выговоре от Президента и отоплении
— Премьер-министр пригрозил вам выводами за отставание в подготовке к отопительному сезону. Как часто вас критикуют или грозятся выводами о вашей работе?
— Это рабочий процесс. Бывает действительно катастрофическая ситуация, а есть такие, в которых просто график нарушен или неправильно сдали отчётность. Я понимаю, вы про Степногорск говорите — это было последнее замечание премьер-министра. Действительно, наши неправильно подали отчётность по выполненному фронту работы.
В 2023 году 7 декабря у нас была авария в Степногорске. Для меня это действительно был первой боевой тревогой. Пришлось экстренный штаб собирать, проводить консультации, поднимать ночью специалистов и принимать экстренные меры, что надо, оказывается, всю воду из теплоснабжения города слить. А это 40 градусов мороза. В два часа ночи мы приняли решение всё-таки.
Я как-то разговаривал с Романом Васильевичем Скляром (первый заместитель премьер-министра Республики Казахстан — прим. редакции). Он мне объяснял, почему замёрз Экибастуз. Если бы слили вовремя воду и потом с утра что-то сделали, возможно, таких больших негативных последствий не было. Разговор запечатлелся.
— Возвращаясь к вопросу: часто ли всё-таки вас критикует премьер за работу на посту акима?
— Прямой критики не было.
— Были ли выговоры в вашу сторону?
— Выговор я получил от Президента, когда паводки были. Это очень своевременно было, чтобы я быстро встал в колею...
— А выговор помог встать в колею?
— Выговор заслуженный, потому что, возможно, не до конца всё проконтролировал. Потом, конечно, признали, что это природные катаклизмы, но всё равно надо было принимать меры, чтобы немножко снизить негативные последствия. Может быть, неопытность моя была, может быть, передоверие. После этого зато я сам смотрю на готовность наших гидросооружений.
Это немножко меня приземлило, отрезвило.
Про захват заложников в отделении банка
— Хочется вернуться в ваше прошлое. Когда вы были главой МВД, захватили отделение Kaspi банка. Расскажите, что было в тот день? Как вы вообще узнали, что банк захватили?
— Это воскресный день был, кажется. Я был на тренировке в спортивном зале. Как поступил вызов, я сразу выехал на место происшествия.
— Насколько сложной была ситуация?
— Ситуация была очень сложной, потому что восемь заложников было там. И непредсказуемость, потому что необходимо было в первую очередь выяснить личность этого человека. Мы даже не знали личность его. Потом с помощью наших цифровых решений мы уже вычислили и понимали его сильные и слабые стороны. Начали вести официальные переговоры. Вёл их профессиональный переговорщик. Но в связи с тем, что я уже видел, что могу посодействовать, я зашёл, представился.
Он у девушки взял телефон, выяснил мои данные, посмотрел, убедился и начал со мной разговаривать.
— Вы предлагали себя взять в заложники?
— Я не предлагал себя в заложники. Я говорил: "Отпустите, я вам гарантирую, что вас никто не тронет".
— В таких случаях вы обманываете человека, который взял заложников?
— Нет, я гарантировал, потому что давал команду не стрелять для его же безопасности и в первую очередь — для безопасности наших заложников.
Ребята подготовлены — я небольшой отвлекающий манёвр сделал — они в это время провели штурмовую операцию.
— Вам нестрашно было в этот момент?
— Такого ощущения не было, страха не было. У меня была уверенность, что всё благополучно закончится.
Про работу с серийными убийцами и обычными людьми
— Вести переговоры, остаться с преступником на одной территории — это не страшно?
— Я видел ярых преступников. Я серийных убийц допрашивал, когда возглавлял управление по борьбе с бандитизмом и убийствами.
— То есть вы имели дело с ОПГ и убийцами?
— Да, первое заказное убийство когда произошло в 1992 году — генерального директора Карагандинского металлургического комбината — я был участником расследования. Как рядовой следователь был в этой группе. Заказчика задержал я.
— Вы лично задержали?
— Да, лично. Я, как следователь, его водворял в изолятор.
— Итак, вы работали с убийцами, бандитами, а теперь работаете с обычными гражданскими людьми — у вас есть какой-то специфичный подход из-за этого? Может, вы с утра приходите и все сотрудники у вас отжимаются, или вы крайне строги к ним?
— Нет, нет. Это обычная процедура. Я такой же человек.
У меня даже к преступникам ненависти не было. Надо понимать, что кому-то в жизни не повезло, кто-то не на тот путь встал.
Некоторым, будучи прокурором, даже по совершению тяжких преступлений я не санкционировал арест, потому что видел, что где-то есть неосторожное убийство, превышение самообороны. Разные ситуации были, от человека зависит.
Всегда человека нужно понять.
Читайте также:
Футбол влияет на акима. Как чемпион мира по самбо управляет Актюбинской областью
"Не жалуюсь, требую". Поговорили с Булекпаевым про шахтёров, отопление, цены и карагандинцев
Отчего у министра труда наворачиваются слёзы. Откровенный разговор со Светланой Жакуповой
44
+7 (777) 001 44 99
