Взрывы в Бостоне: осужденный казахстанец рассказал о 5 с половиной годах тюрьмы и Джохаре Царнаеве

История казахстанца, осужденного по делу братьев Царнаевых, организовавших взрывы на Бостонском марафоне в 2013 году.

В США объявили об отмене смертного приговора Джохару Царнаеву, одному из организаторов взрывов во время Бостонского марафона в 2013 году. Согласно данным СМИ, приговор был заменен на пожизненное заключение в связи с возможной необъективностью присяжных.

В 2018 году на свободу вышел казахстанец Диас Кадырбаев, который провел пять с половиной лет в американских тюрьмах по обвинению в воспрепятствовании правосудию во время расследования бостонского теракта. Спустя почти два года после освобождения Диас решил высказаться о том, что с ним произошло.

Специально для Tengrinews.kz с Диасом Кадырбаевым пообщался Арслан Аканов.

Расскажите о себе. Как вы попали в США на учебу? Как познакомились с братьями Царнаевыми?

Я родился в Алматы в обычной семье в начале 90-х. Мои родители в разводе, они предприниматели. В 2011 году окончил школу и поступил в Массачусетский университет Дартмута на факультет индустриальной инженерии. В конце августа 2011 года я прилетел в Дартмут, нас было несколько ребят из Казахстана. Иностранных студентов собрали в международную группу для прохождения подготовительного периода. Кроме нас в этой группе учились студенты из Филиппин, Индии и других стран. Нас поселили в одно общежитие, мы сдавали тесты, занимались дополнительно английским языком, который у нас был, как оказалось, на довольно слабом уровне.

Один из студентов-казахстанцев познакомился с Джохаром, который тоже учился в этом университете. Джохар переехал в США еще ребенком вместе с семьей, поэтому по-русски он понимал хорошо, но говорил плохо. Как оказалось, он вообще родился в Кыргызстане, жил в России. Потом всей семьей Царнаевы переехали в Штаты. Через какое-то время мы узнали, что Джохар приторговывает марихуаной. В Казахстане она запрещена, а в Америке, хоть и это было формально запрещено в ряде штатов, курение марихуаны уже тогда было делом распространенным и обыденным. Нам с моими друзьями тоже хотелось узнать, что это такое. Тут появился Джохар и однажды предложил попробовать. Мы сблизились.

Но это была не единственная причина, почему мы подружились. Видите ли, Джохар всем нравился: он был невероятно обаятельным. Парни его уважали, многие девушки сходили по нему с ума. Отличное чувство юмора, дружелюбность, отзывчивость… Честно говоря, у меня до сих пор в голове не укладывается, как он мог поддаться идее убить стольких людей. Что-то с ним произошло, какой-то внутренний слом. Это я теперь уже понимаю, постфактум. Примерно за месяц до взрывов он от нас отстранился, мы перестали пересекаться в университете, встречаться по вечерам. Предлог – учеба, семейные дела. Не проводил с нами время на весенних каникулах, хотя мы договорились заранее. Мы не обращали на это внимание: мало ли, думали, может, и вправду занят.

Давайте детально вспомним события 2013 года. Какие у вас были мотивы, когда вы пошли в комнату Джохара Царнаева после взрывов на Бостонском марафоне? Вы знали о готовящемся теракте?

Марафон и теракт произошли 15 апреля 2013 года, это был понедельник. Разумеется, мы ничего не знали о том, что Джохар как-то к этому причастен... После того как все это произошло, мы один раз увиделись с Джохаром. Это было в среду. Когда мы с ним встретились, он был совершенно спокоен. Мы обсудили это событие, поговорили на отвлеченные темы, пошутили о своем и разошлись по делам.

Взрывы на Бостонском марафоне. Фото ©REUTERS

На следующий день, в четверг, мне позвонил один наш с Джохаром общий друг Робел. Говорит: "Включи новости, там парень мелькает знакомый". Я подумал, он шутит: увидел азиата, похожего на меня, и решил подколоть. Включаю новости, а там показывают кадры с двумя подозреваемыми. Один из них чем-то напоминал Джохара, но видео было плохого качества, лица и фигура сильно размыты. Походка была похожа.

Мы с Робелом посмеялись над этим сходством и решили, что это, конечно же, не он. Джохара все любили, он был очень добрый парень. Никому в голову не приходило, что это может быть он.

Джохар Царнаев

В тот же день мы переписывались с Джохаром по телефону. Я просил его забрать меня из университета, он ответил, что не сможет. Тогда я в шутку написал Джохару: "Ты видел себя в новостях?" Он в ответ тоже посмеялся смайликами. Еще какое-то время спустя он присылает сообщение: You can take whatever you want from my room ("Можешь взять все, что хочешь, из моей комнаты"). После этого я закидал его вопросами, но он перестал отвечать на сообщения и стал недоступен. По пути в университет мы с друзьями все-таки решили заехать к Джохару в комнату, думая, что, может быть, он вернулся. В комнате его не оказалось.

Мы подождали полчаса, но Джохар так и не пришел. Тогда я решил взять кое-что из его вещей, раз он мне так написал. Тут я должен пояснить, что Джохар часто одалживал разные вещи своим друзьям попользоваться на время, когда они были нужны. Он был местным жителем и, соответственно, имел больше возможностей, чем мы,  приезжие. Поэтому я в обычной студенческой суете не удивился такой возможности. Я взял бейсболку, зарядку от айфона, пепельницу и ноутбук. Сунул все это в первый попавшийся рюкзак, который лежал там же, в квартире.

Мы вернулись к себе домой. Весь вечер и всю ночь смотрели новости. Там уже стали говорить, что подозреваемые, братья Царнаевы, напали на полицейского (позднее этот полицейский умер), угнали машину, их преследуют, они скрываются, их разыскивает полиция и так далее. Мы были потрясены. Только в тот момент я понял, что дело принимает нешуточный оборот, и решил, что будет лучше, если выброшу его вещи. Подумал, что у меня самого могут быть неприятности из-за всей этой истории. Тогда я просто отнес все, что взял у Джохара, в обычный мусорный бак у дороги.

Задержание Джохара Царнаева. Фото из Twitter полиции штата Массачусетс

После мы легли спать. В пятницу утром мне позвонил однокурсник. Сказал, что меня ищет полиция. Это было странно. Я не скрывался, мой адрес был в полиции, это требование ко всем иностранным студентам. Я попросил передать трубку полицейскому и сообщил ему, что я в своей комнате. Спросил, чем могу помочь. Он ответил: "Мы скоро подъедем, никуда не уходите, дождитесь нас". Эта фраза меня несколько расслабила, но нас ждал шок…

Мы прождали их весь день в пятницу. Полиция приехала только в пять вечера. Окружила дом. Там их было огромное количество: обычная полиция, ФБР, спецназ. Все было заблокировано одинаковыми минивэнами, мы были под прицелами: красные лазерные точки по всему телу, как в кино. Через громкоговоритель полицейские потребовали, чтобы мы вышли из комнаты задом наперед с поднятыми руками. Потом заставили снять футболки, уложили на землю, надели наручники.

Спустя какое-то время нас пересадили в полицейские седаны, в которых мы провели несколько часов. В это время шел обыск в комнате, все перевернули вверх дном. Позже нас отвезли в участок, где всю ночь проходил перекрестный допрос с участием ФБР. Домой отпустили только под утро, но через несколько часов к нам опять нагрянула полиция, это уже была суббота, они проверяли документы, задавали разные вопросы и сказали, что меня нужно отвезти в иммиграционную службу для проверки статуса. Там меня посадили в камеру. В процессе всего этого происходило еще много неожиданных, напрягающих вещей…

Что было в рюкзаке и ноутбуке?

В рюкзаке – кроме того, что я туда положил – были две переломленные пополам трубки салюта и несколько пистонов. Полиция, видимо, подумала, что они могут быть использованы для изготовления бомб, но позже в ФБР сказали, что из таких фейерверков нельзя сделать взрывчатку.

Дело в том, что в штате Массачусетс запрещены салюты, их там нигде нельзя купить. Поэтому их покупают в других штатах, а мы часто забавлялись тем, что взрывали их в безлюдных местах, на пикниках, просто ради веселья.

А ноутбук я даже не включал. Это был новый компьютер. Я, забирая его, подумал: пусть полежит у меня, пока с Джохаром наступит ясность.

Вы были друзьями с братьями Царнаевыми?

Я общался только с Джохаром. С его старшим братом Тамерланом (он был старше Джохара на семь лет) я виделся один раз, когда Джохар пригласил нас, ребят из Казахстана, на плов к себе домой. Они хотели угостить нас едой, к которой мы привыкли и по которой скучали. Брат производил впечатление очень религиозного человека.

Теперь я понимаю, что брат хотел нас прощупать на предмет нашей религиозности, потому что задавал вопросы про религию, спрашивал, знаю ли я молитвы и так далее. Но я совершенно этим не интересовался, и это ему сразу стало понятно. Было видно, что сам Джохар находится под влиянием брата и даже побаивается его. Например, при нем он даже не надевал шорты, мусульмане их не носят. Чтобы брат ничего не видел, он поверх шорт надевал спортивный костюм. Только выйдя из дома и сев в машину, Джохар переодевался, чтобы ходить как все парни вокруг.

Азамат Тажаяков, Диас Кадырбаев, Джохар Царнаев. Фото: facebook.com/globe 

У нас была общая студенческая компания, мы проводили вместе много времени. Не вели никаких разговоров про религию или политику – просто учились и общались. Джохар помогал нам: показывал, где можно купить что-то подешевле, возил нас чуть ли не по всему штату на своей машине. Вступался за беззащитных. Помню, как-то раз по дороге на вечеринку он увидел, как трое ребят донимают какого-то прохожего, совершенно нам не знакомого. Он подошел, уладил конфликт, никого не обидев. Когда в обычном общении нас подкалывали его друзья-американцы, он довольно хлестко ставил их на место.

Вот такой парадокс. Я до сих пор не могу мысленно совместить того Джохара, которого я знал как друга с одной стороны, и террориста, который соучаствовал в теракте. Я уверен, что Тамерлан, пользуясь традиционно сильным семейным влиянием, убедил Джохара либо просто заставил. Джохар из чеченской семьи, где очень сильны патриархальные традиции, он так воспитан, что не мог перечить старшему брату.

Как и зачем вы стали удалять улики? Вы понимали, что вам грозит?

В тот момент я не понимал всей серьезности ситуации. В потоке событий я все еще не связал кадры теленовостей, поведение Джохара и это его сообщение о возможности взять и пользоваться вещами. А если бы и связал, то вообще не смог подумать, что его вещи могут рассматриваться как улики. Мы просто дружили, и я взял какие-то его вещи для пользования. Только спустя время мои друзья посоветовали мне: зачем ты это взял, лучше выбрось, а то могут быть неприятности. Тогда-то я просто отнес их в мусорный бак.

Если бы я хотел действительно уничтожить эти вещи, то уж, наверное, придумал бы способ получше: закопать, например, или сжечь. Как раз в этот день по случайному совпадению городская служба по сбору мусора забрала содержимое бака на городскую свалку, и полиции пришлось приложить много усилий, чтобы найти рюкзак и другие вещи. Это они также могли трактовать как преднамеренные действия.

В августе 2013 года вам были предъявлены обвинения в воспрепятствовании американскому правосудию при расследовании теракта. А в июне 2015 года приговорили к 6 годам заключения. Расскажите, как велось следствие? Не оказывалось ли на вас давление?

Сразу после задержания меня поместили в следственную тюрьму Эссекс (Essex County Jail). Это в Мидлтоне, штат Массачусетс. Там я провел два года один месяц и 22 дня, до оглашения приговора.

Все это время я сидел в карцере. Это одиночная камера строгого режима размером два на три метра. На "прогулку" по коридору меня выпускали на один час в день, пять дней в неделю, зафиксированного цепью. Это была довольно эффективная конструкция. На ноги надевали кандалы, которые связывали цепью длиной 25-30 сантиметров обе ноги, шаг получался неуверенным и лишал всякой гипотетической возможности совершить неожиданное, пока ты не осваивался с этим. На руки надевали обычные наручники, какие мы привыкли видеть в кино, офицер указывал прижать ладони к груди одну выше другой, так, чтобы можно было вставить между ними распорку, не позволяющую свести или развести руки, хотя это тоже было лишь временным ограничением для бывалых. На распорке было кольцо, на которое надевалась цепь, плотно обвязанная вокруг пояса. Плотность затягивания цепи зависела от настроения офицера и его знания повадок заключенного.

В камере было одно окно размером около 50х50 сантиметров, на уровне головы, стекло непрозрачное, матовое, так что можно было только различить, день сейчас или ночь. Свет был включен круглосуточно. Видимо, это делалось для повышенного контроля, офицер делал обход каждые 20 минут и заглядывал в узкую застекленную щель в двери. Окно без решеток, но с плотной мелкой металлической сеткой. Камеры были расположены по периметру прямоугольного внутреннего зала размером примерно с баскетбольную площадку, в два этажа, всего 60 камер. Все это время я выходил на свежий воздух крайне редко: когда меня везли в суд или когда кто-нибудь – адвокат, друзья, местные американцы или ранее мне незнакомые казахстанцы, выражавшие мне поддержку, – приезжали на свидание. Да и то в этих случаях речь шла лишь о том, чтобы пройти 100 метров от одного здания к другому.

Вообще, такие строгие условия применяются не всегда. Людей до суда, как правило, держат в обычных камерах, где можно без наручников передвигаться в определенных зонах, где более свободный режим. В карцер отправляют только в качестве дисциплинарного взыскания. Подрался, принял наркотики, нагрубил охраннику – тебя кидают в одиночку. То есть карцер – это тюрьма в тюрьме, в которой проводят 10-20 суток. Так в тюрьме пытаются остудить пыл заключенных.

Фото Twitter / @BostonGlobe

Из-за серьезности обвинения на время следствия нас с Азаматом (Тажаяковым, второй казахстанец, осужденный по этому делу – Прим. автора) продержали в карцере больше двух лет. Неопределенность не позволяла расслабиться психологически, физическая скованность лишала всякого желания делать упражнения, отжиматься. Из развлечений – только книги. Мама отправляла пять книг в неделю – я прочитывал примерно одну в день, как бы нереально это ни звучало. На "прогулке" можно было позвонить родным, три раза в неделю давали помыться в душе. Разумеется, было много времени на раздумья и такие своеобразные беседы с самим собой. Вспоминаешь и прокручиваешь в памяти все, что было до этих событий, анализируешь свою жизнь.

Честно говоря, я был уверен, что следствие закончится быстро и я выйду на свободу. Бесплатного адвоката предоставляют власти, и это чистая формальность. Никогда неизвестно, чьи интересы на самом деле он будет отстаивать и как детально он подойдет к моему делу, а детали очень важны. Поэтому, проконсультировавшись, моя мама была вынуждена нанять адвоката, с которым мы регулярно встречались. Если бы я тогда знал, что просижу в карцере больше двух лет, я бы точно не выдержал морально. Каждую неделю я думал: все, выйду на следующей. На самом деле я отсидел в карцере 112 недель. Через какое-то время мне стали доверять, перестали сковывать руки в наручники и перевязывать ноги цепью на "прогулках". Я смог делать кое-какую работу: заниматься уборкой, красить камеры. В основном по ночам. Впервые в жизни я был рад любому занятию, даже грязной работе.

Давления на меня не оказывали. Мой режим и так был строгим. Но теперь я понимаю, что эта ситуация усугубилась тем, что сразу после задержания и до начала допроса я подписал какие-то бумаги, не очень понимая их содержания. Я был в стрессовом состоянии, плохо осознавал ситуацию. Текст документов был написан официальным юридическим языком, вникать в содержимое не было времени и опыта. Полицейские меня торопили, говорили, что это формальность.

Я был напуганным 19-летним пацаном. Очень устал: перед этим всю ночь не спал, потом сидел в полицейской машине без еды и воды. Футболку сразу после задержания заставили снять: вероятно, опасались, что под одеждой может быть оружие или бомба. В ту ночь было прохладно, шел дождь. В общем, мысленно прокручивая всю ситуацию, я думаю: будь у меня хороший адвокат и четкое знание своих прав, может быть, все повернулось бы по-другому.

Перед тем как попасть в Техас, я прошел еще несколько карцеров: в Коннектикуте, Бруклине, Оклахоме. Пришлось вникать во все законы и правила тюремной жизни. Какие-то вещи мне объяснили, пока я сидел в этих карцерах. Там были вентиляционные шахты, через которые можно было знакомиться, переговариваться с другими заключенными. Это было очень необычно, завязывать общение таким образом. Почти каждый рассказывал что-нибудь интересное, делился опытом, давал совет, иногда мы подшучивали друг над другом.

Вообще, за решеткой я встретил очень много интересных персонажей. В бруклинской тюрьме познакомился с парнем из Павлодара. Он отбывал срок за мошенничество, связанное с банковскими картами, и при этом общался со мной так, как будто он был уже на свободе.

Было много эпизодов. Как-то в карцере сижу, читаю, как всегда. Вдруг унитаз забулькал и стал, переполняясь, переливаться фекалиями. Все это стало быстро растекаться по комнате. Вонь невыносимая. Я вскакиваю, во весь голос зову охранника. Тот появляется минут через 10, кидает мне полиэтиленовые пакеты защитить ноги и разрешает мне сходить за шваброй, тряпкой и чистящим средством. Я начинаю отмывать свои покои. За пару часов так отдраил камеру – чище, чем была. Лежу довольный и понимаю, что не нужно сдаваться, что всегда можно выправить положение, что бы ни было. Вот такие маленькие уроки меня многому учили.

Три года вы отбывали срок в федеральной тюрьме минимальной безопасности Big Spring штата Техас. Кто были ваши сокамерники? Чем вы занимались в тюрьме?

Про жизнь в тюрьме можно написать отдельную книжку. Там очень своеобразная атмосфера, много интересных людей. Тюрьмы в США бывают федеральные и штатовские. Они отличаются по условиям режима содержания заключенных. В федеральных тюрьмах очень строгие условия. В тюрьмах штатов режим помягче.

В Техасе я отбывал основной срок. В тамошней тюрьме содержалось около 1 200 человек, которые делились на разные группировки. Сначала я сидел в одиночном карцере, а тут огромные помещения, в которых по 100 человек. Это был каскад забытых и новых ощущений и эмоций. Большое количество сокамерников поначалу напрягало. Хотя в целом любые неудобства несравнимы с пребыванием в карцере. Соседние двухъярусные кровати – в полутора метрах друг от друга, так что я получал неплохую компенсацию в полной мере (смеется).

В США в тюрьмах люди делятся на расовой почве. Белые, черные, азиаты, мексиканцы, немного кубинцев, доминиканцев – у всех свои группировки. Причем интересно, что испаноязычные американцы держатся отдельно от мексиканцев. Но я рос в интернациональном Алматы и, будучи общительным человеком, умудрялся наладить со всеми нормальные отношения. Сыграло свою роль то, что внешность у меня азиатская, говорю на русском, мое имя Диас звучит как испаноязычное. Когда я освобождался, меня провожали все группировки хором – а обычно каждая провожает только своего.

Завтрак в техасской тюрьме – в 6.00. Обед – в полдень, ужин – с 16.30. На всю жизнь въелось в память. Рацион питания почти во всех тюрьмах был одинаковым и вполне приличным – овощи, рис, бобы, картофель, макароны, хотя в самом первом карцере пища была невыносимой. В густонаселенной техасской тюрьме существовала нелегальная "кулинария" на любой, но мексиканский вкус (смеется). Изредка заключенные нелегально готовили слабоалкогольный напиток хуч, похожий на квас, его делали из всех овощей и фруктов, что подгнивали в тюремной кухне.

Самым удивительным было существование в тюрьме внутренних нелегальных денег. Ими служили почтовые марки, которые покупались заключенными в тюремном магазине безналичным переводом с персонального счета заключенного, который пополнялся по возможности его родственниками. Тюрьма несла функцию банка для 1200 заключенных! В этом тюремном магазине за реальные деньги мы покупали предметы первой необходимости. А за марки покупался целый ряд нелегальных товаров и услуг: еда, сигареты, порнография, рукописные открытки, гитарные струны, ворованное продовольствие, новая тюремная одежда, краденые утюги из прачечной, нанесение татуировок, стирка одежды и мойка посуды после нелегальной трапезы. Самой неожиданной платной нелегальной услугой было индивидуальное обучение языкам, хотя такие занятия были предусмотрены групповым тюремным расписанием! Я наслаждался ролью "профессора" русского языка для белых американцев (улыбается).

В тюрьме я выполнял разную работу: был ночным уборщиком, работал на кухне, преподавал в тюремных школах, красил заборы, ремонтировал мебель.

Когда я освоился и уже чувствовал себя более уверенно и даже знал приблизительную дату своего освобождения, я начал тренироваться физически. Очень повезло, что моя компания, с которой я общался, занималась силовыми тренировками. Меня научили, как набирать мышечную массу и сжигать жир на тюремном рационе без всякой химии, порошковых протеинов. Поначалу я не верил, что смогу отжаться 100 раз, но дошло до того, что я стал делать 1000 отжиманий за час - максимум полтора. Понимаю, многие сейчас усомнятся, как и я сам не верил этому. Это был еще один урок.

Основная масса заключенных сидела за распространение наркотиков и финансовые махинации. Но были и осужденные за другие преступления, самым презираемым из которых была педофилия. Эти заключенные жили самой тяжелой, изолированной силами самих заключенных жизнью, даже не в карцере… 

Не было ли буллинга со стороны сокамерников и надзирателей? Не поступали ли угрозы от американцев?

Нет, никто меня не преследовал, так как все заключенные разделены на группировки по расовому признаку, за исключением педофилов, гомосексуалистов: их при обнаружении переводили в другие тюрьмы. Группировки защищали своих рядовых членов и не допускали буллинга внутри себя.

Угроз не было. Напротив, помню, как-то лежу в карцере, читаю. Слышу, что-то шуршит по полу. Смотрю – письмо. Охранник просунул его под дверь. Я не сразу понял, от кого. Оказалось, от незнакомки из другого штата. Пишет: прочла о тебе, верю в твою невиновность, держись и обращайся за помощью, если что. Я был просто потрясен. Незнакомый человек выделил время, написал. Так тепло стало на душе. Это было самое первое письмо от незнакомых мне людей.

Я получал письма из США и других стран. За все время набралось более 1000 писем со всего мира. Люди писали о том, что они верят в мою непричастность, и желали быть сильным и не сдаваться. Спустя два месяца после ареста были недели, когда я получал по 30 писем в день. Я старался отвечать, писал, что очень ценю их поддержку, благодарил как мог. Некоторые друзья по переписке приезжали ко мне на свидания. Представляете? Незнакомые люди поддерживали меня, многие – на протяжении всех пяти с половиной лет. Когда писем становилось слишком много, офицер заставлял часть из них выбрасывать для порядка в камере. Но все же я сохранил и привез с собой около 300 писем со всего мира.

Когда я сидел в карцере, звонить в Казахстан я не мог: это не предусмотрено. Приходилось набирать американский номер, а на той стороне провода меня уже связывали по громкой связи через Skype с мамой в Казахстане. Поначалу роль связного выполнял мой друг Адлет. Потом он уехал, и мне приходилось просить моих друзей по переписке. Я им писал: дайте, пожалуйста, свой номер. Они отвечали так же, по почте. Затем я им звонил, они у себя налаживали связь с моей мамой по интернету, включали громкоговоритель, и так мы с мамой могли поговорить.

Было это всегда поздно ночью, нас с Азаматом в другое время из камер не выпускали. Я до сих пор очень благодарен девушке по имени Дженнифер из Бостона за то, что месяцами поднимала трубку, даже когда спала, и давала возможность поговорить с родными. Была еще Анна, тоже из Бостона, это ее псевдоним. Очень необычная личность, отзывчивая. Когда меня приехал навестить папа, она ему показывала Бостон. Сара из Флориды прилетала ко мне на свидания в Техас. Очень помогала. Стала таким хорошим другом, что я ей полностью доверял. Всю жизнь буду благодарен тем, кто поддерживал меня. Я до сих пор на связи со всеми ними. Из Казахстана мне писали мои друзья Айбар и Ануар. К сожалению, многие из тех, кто дома считался лучшим другом, пропали. Хоть я сам все это заслужил.

В августе 2018 года вас досрочно освободили за хорошее поведение. Какой урок вы вынесли из этой истории?

Самый главный урок: однажды ты понесешь ответственность за свои поступки, так или иначе. Однажды последствия того, что ты делаешь или не делаешь, так как надлежит, повлияют на тебя, резко или постепенно, но неотвратимо. Прежде чем что-то делать, хорошенько все обдумывать и взвешивать. С другой стороны, опыт, который я получил в американской тюрьме, очень ценный. Я бы сказал, он настолько уникальный, что в этой части я бы не стал ничего менять. Я стал ценить гораздо больше многие вещи, стал гораздо больше любить своих родных, лучше разбираться в людях. В тюрьме очень сложно притворяться и носить маску. Все хорошее и плохое в человеке проявляется сразу. Но такого опыта я никому, конечно, не пожелал бы.

Чем вы сейчас занимаетесь? Изменилось ли отношение родных и близких к вам? 

Сейчас я работаю менеджером по продажам в рекламной компании. Планы на будущее самые простые и ясные: строить карьеру, развиваться, в какой-то момент завести семью, заботиться о близких, зарабатывать. Отношение окружающих ко мне не изменилось. Я благодарен всем своим близким за то, что поддерживали меня: прежде всего маме, папе, апа и ата и всем-всем-всем.

О том, как сильно я благодарен маме, я готов написать роман. Она настоящая героиня. Она через такое из-за меня прошла, я так ее подвел. Я не все знаю: мама меня щадит и не рассказывает о своих переживаниях. Но я догадываюсь. У меня сердце сжимается от этих мыслей. Я раньше не понимал, что такое настоящая любовь. Благодаря ей понял. Она так стойко все это перенесла, столько всего сделала. Искала адвоката, заняла кучу денег на его услуги, ни разу за все пять с половиной лет не попросила меня перезвонить позже. Находила в себе силы смеяться и шутить со мной, только чтобы мне было легче. Разные отношения бывают в семьях, но мне с мамой повезло. Ну и, конечно, видеть слезы отца - это тоже очень тяжело. Мой папа очень позитивный человек, и на тюремных встречах или по телефону всегда умел мысленно унести меня на свободу своими историями и смехом. Я его очень люблю!

Джохару Царнаеву недавно отменили смертный приговор, дело будет пересмотрено. Как вы восприняли эту новость?

Знаете, жизнь в тех условиях, в которых он живет сейчас, – это гораздо более тяжкое наказание, чем смерть. Смерть была бы для него облегчением. То, что он совершил, это ужасно. Соучаствовал в теракте, который отнял жизни у стольких людей, стольких покалечил. Я уверен, что сейчас Джохар, конечно же, уже освободился от влияния идей своего брата и, получив замену смертной казни на пожизненное, будет мучиться гораздо сильнее, осознавая последствия своих действий.

Если рассуждать о том, почему американцы все-таки отменили смертный приговор Джохару Царнаеву, то, по-моему, там несколько причин. Во-первых, в США многие выступают против смертной казни в принципе. Во-вторых, адвокаты поработали. Они всегда указывали на то, что состоявшийся на месте трагедии суд не может быть вполне объективным и справедливым. Понимаете, присяжные испытывают эмоциональную привязанность и не могут вынести объективный приговор.

В Америке если подсудимому грозит смертная казнь, то всегда заседает суд присяжных. Именно присяжные решают, приговорить человека к пожизненному сроку или высшей мере. В случае с Джохаром все 12 присяжных – люди разных профессий, цвета кожи – проголосовали за смертную казнь. Конечно, их можно понять: бесчеловечный акт произошел в их городе. Но все же приговор был бы объективнее и справедливее, если бы суд проходил в другом городе.

Похожая ситуация была с Азаматом Тажаяковым: он проиграл суд без реальных фактических доказательств его вины. Понимаете, присяжные – жители Бостона – не могли взять на себя ответственность и отпустить кого-то безнаказанным. Они находились под определенным давлением окружающих. На тебя смотрят твои друзья, коллеги, соседи. Обвинят тебя потом, что ты на стороне террористов. Кому хочется оказаться в таком положении?

Казахстанские власти неоднократно обращались к американским властям, чтобы вас депортировали на родину. Знали ли вы об этом, считаете это заботой о вас?

Я знал об этом, но вряд ли назвал бы это заботой о себе. Это, по-моему, отработка принятых принципов суверенного государства. Мои родители были на связи с консульством Казахстана в США, консул лично несколько раз встречался со мной. Он информировал мою семью, что со мной все в порядке. Никакого особенного влияния на американские власти наше правительство оказать не может. Суды в Америке независимы, и никто, даже президент страны, не может на них влиять. Кроме этого, я и сам не хотел депортации, так как мне было очень стыдно возвращаться на Родину, я был зол на себя и в конечном итоге хотел оставаться в тех обстоятельствах, в которые сам попал. Да, сотрудники нашего консульства навещали меня в карцере. Если я не ошибаюсь, за первые два с половиной года пришли раз шесть. Потом не приходили.

Вообще, к сожалению, есть казахстанцы, которые отбывают сроки за рубежом. Это тяжело: никого из своих рядом нет, родители далеко, плачут по ночам. Сам ты в недоумении: что происходит? Как, почему? Когда выпустят? Все это непрерывно лезет в голову, мучает. Хотелось бы, чтобы наше государство поддерживало таких людей делом, например, в подборе адвокатов, привлечении консультантов, давало знать, что они не одни. Разные ведь ситуации бывают, иногда сидят невиновные люди.

Изменилось ли ваше отношение к США после этих событий? Хотели бы вы туда вновь поехать, если вдруг представится такая возможность?

К США, к американцам отношение не изменилось. Я по-прежнему считаю, что среди них большинство прекрасные люди – отзывчивые, справедливые, как и везде. Конечно, я бы очень хотел еще раз побывать в Америке, хотя бы для того, чтобы увидеть людей, меня поддерживавших, и лично попросить прощения у тех, кто потерял близких или пострадал.

Единственное, на что у меня открылись глаза, - это судебная система США. И наверное, она не сильно отличается от других развитых стран мира. Если ты делаешь роковые шаги в неверном направлении, судебная система перемалывает тебя без сожаления, а иногда и с общественным удовольствием.

Поддерживаете ли вы связь с Азаматом?

Да, изредка созваниваемся, делимся новостями, прошлое почти не вспоминаем, но уверен, что не забываем. Он живет в другом городе, поэтому видеться особо не получается.

Что вы вынесли после пребывания в американской тюрьме? 

Навык смотреть на свое окружение. Когда попадаешь в тяжелую ситуацию, часть людей, которых считал друзьями пропадают. Навык понимать, что думает о тебе только твоя семья. Раньше я часто предпочитал маме друзей, мог соврать ей по мелочи. Однако только мама ежедневно была на связи, отправляла книги, подбадривала, пополняла баланс на телефоне. Когда мама с папой могли себе позволить прилететь ко мне из Казахстана на свидания, другие заключенные не могли этому поверить. У многих родные в 70 километрах живут и не приезжают. А ко мне летели через половину земного шара. Это было нечто.

Второе, что я стараюсь делать после всего этого, – не принимать вещи как должное. Я даже не говорю про доступ к интернету или возможность съесть бургер. Обнять маму, сестренку, брата, прогуляться – простейшие вещи, которых ты лишен в тюрьме, и есть самое главное. Просто идти куда-то, смотреть на деревья, на птиц – я научился ценить такие мелочи.

Я научился быть самим собой, адаптироваться, общаться с агрессивными или необщительными людьми, полюбил книги, выучил английский в совершенстве, многое понимаю на испанском (в тюрьме много испаноязычных), неплохо развил мускулатуру. Тюрьма – это сложный социальный организм, состоящий из различных групп, национальных, расовых, "профессиональных" - по виду криминальной деятельности, все друг с другом соперничают, жестко договариваются, ведут нелегальную торговлю и другую деятельность. В этом круговороте необходимо настроить навыки выживания.

Еще я понял, что все проблемы решаемы. То, что тебе кажется непреодолимым, можно однажды перемолоть. Надо просто не скисать, раскинуть мозгами, терпеть и проявлять инициативу – и тогда, если повезет (смеется), найдешь выход из неразрешимой ситуации. Тюрьма – креативное место. Люди там учатся создавать необходимое из ничего. Если говорить о мелких практических навыках… то научился прикуривать без огня, кипятить воду без кипятильника, готовить еду без необходимого оборудования и посуды. Знаете, сколько можно всего сделать из зубной пасты, шариковой ручки, электрической бритвы, щипцов для ногтей, бритвенного лезвия или обычного шарикового дезодоранта (улыбается)...

Считаете ли вы себя виновным?

Да, я считаю себя виноватым во всей этой ситуации, приключившейся со мной. Но я не считаю себя виновным в самом содействии теракту. Виноватый и виновный - это для меня теперь большая разница на всю жизнь. Чтобы помогать террористу – такого у меня и в мыслях не было.

Я не хочу оправдываться, я полностью заслужил то, что получил. Я с пониманием отношусь к негативным комментариям к новостям по этой теме в сети от казахстанских читателей, хоть и не согласен с частью из них. И уж точно эмоционально не реагирую на агрессивные высказывания от тех, кто далек от понимания деталей произошедшего.

Я считаю, что я был легкомысленным, безответственным парнем, интересы и ценности которого были неопределенными. Пока я сидел, много думал о своей жизни в целом, о своих спонтанных поступках, отсутствии принципов, глупых решениях, которые шаг за шагом привели меня к осуждению. Погибли люди, погиб ребенок – этого не изменить. Я жив, теперь на свободе, людей не вернуть. Погиб восьмилетний Мартин Ричард. Все его родные получили ранения. Погибла студентка из Китая Лингджи Лу, которой было 23 года. Кристл Кэмпбелл, которой было 29. Шон Кольер – 26-летний полицейский. Я даже близко не могу представить себе, что пережили их родные. Я до сих пор обо всем этом думаю. До сих пор соболезную. Не знаю, что можно сказать. Я искренне раскаиваюсь в том, что мои действия после произошедшего были хоть как-то связаны с терактом. Если бы у меня была хоть малейшая возможность остановить Джохара, я бы это сделал.

Считаете ли вы, что вся эта история произошла с вами неслучайно и, может быть, помогла вам все поменять в своей жизни?

Я уже говорил, что глупость приводит к глупому итогу и это не случайность. Но я не потерял пять с половиной лет. И уж тем более я сделал выводы на всю жизнь. Я постарался из сложившейся ситуации вынести как можно больше правильного. Я получил хлесткий урок, но уникальный опыт. Я уверен, что все это было для меня не зря. У других этого нет и, надеюсь, не будет таким образом. Все, что я могу и должен, – рассказать об этом и понадеяться, что молодые люди меня услышат, сделают свои выводы и изменят свои приоритеты. Может, это звучит банально, но проводить время с семьей, иметь возможность спокойно учиться, просто работать, быть в моменте – это бесценно. Сейчас я научился этому: быть искренним, уделять время родным, не тупить в бесцельных занятиях. Хочу передать что-то хорошее моим братишкам и сестренкам. Мой опыт – он разный. Где-то банальный, в чем-то очень запутанный и очень личный.

Расскажите о вашем освобождении и возвращении домой. Что вы чувствовали?

Мой срок закончился 29 августа 2018 года. В прессе писали, что меня должны были выпустить досрочно. Так и было: в тот день я вышел через главные ворота в наручниках и кандалах, только не на свободу, а чтобы быть этапированным в другую тюрьму. Там мне предстояло отсидеть еще два месяца за нарушение иммиграционного законодательства. И вот спустя 60 дней я узнаю: завтра – свобода. Сильно не радовался, мало ли, вдруг опять не выпустят. Но мурашки по спине бегали, думать толком ни о чем не мог.

В день освобождения меня подозвал охранник и велел собрать все свои вещи. Я раздал все знакомым ребятам, сокамерникам. Сначала меня перевели в другую часть тюрьмы, в своеобразное лобби. Там мне выдали одежду, которую за месяц до этого прислала мне Сара (я о ней говорил выше). Это была обычная гражданская одежда, надевать которую мне было... ну как минимум странно.

Затем за мной пришли два охранника, вывели из здания и усадили на заднее сиденье машины. Едем. Вдруг они останавливаются на заправке и спрашивают, чего бы мне хотелось из магазина. Я даже не сразу понял вопрос. Потом дошло, что они, видимо, таким образом хотят себе подправить карму: человек, годами не пробовавший любимой еды или напитка, будет им вечно благодарен. Ребята думали, что я захочу кофе, а я выбрал жвачку, чем их сильно удивил, они сказали, что до меня никто так не делал. Просто в тюрьме жвачка запрещена, и мне ужасно хотелось попробовать "запретный плод" (смеется).

В аэропорту, куда мы приехали, меня встретили два маршала (Служба маршалов - подразделение Министерства юстиции США, которое обеспечивает деятельность федеральных судов, контроль за исполнением приговоров, розыск, арест и надзор за содержанием федеральных преступников), которые должны были сопроводить меня до самого Казахстана. Предупредили, чтобы я не создавал им проблем. Я сказал, что все будет окей.

Высаживаюсь из машины. Попадаю в людской поток: пассажиры с чемоданами, провожающие, у каждого свой стиль, телефон. После стольких лет в тюрьме меня это просто поразило. Под конвоем прохожу все необходимые проверки, народ на меня с ужасом смотрит: два маршала со мной, еще и аэропортовская полиция. Наконец добрались до гейта. А там магазин, где всякая всячина продается: вкусности, журналы. Я попросил, меня туда сопроводили. Набрал шоколадок, еще жвачки, напитков всяких, журналов – всего этого я шесть лет не видел! Представьте себе мои чувства.

В самолете нас усадили на последний ряд. По бокам – маршалы, я посередине. Долетели до следующей точки, а там меня встречают еще двое агентов и отводят в какое-то подземелье. Это была очередная тюрьма. Говорят, посиди часик. Уходят. Вернулись через восемь часов. Это были очень тяжелые часы.

В общем, долетели до Украины. Там мои конвоиры уже не так себя уверенно чувствовали, это было заметно. Сели на рейс в Алматы. Я был так рад видеть наши родные лица – всем недовольные и хмурые! (улыбается). В Казахстане маршал отдал мне мой паспорт и пошел проходить паспортный контроль. Меня не пускают, велят подождать. Пришли ребята, как я думаю, из КНБ. Обо всем меня расспросили: где родился, где жил, как родителей зовут.

Все, отпустили. Выхожу из пограничной зоны и вижу в зале ожидания маму, папу, бабушку. Господи, как я был счастлив! Боялись, что журналисты набегут, поэтому быстренько всех обнял-поцеловал, и мы побежали в машину. Дома меня ждал братишка Амир – один из немногих, кто все эти годы меня сильно поддерживал. Я разбудил малышей – брата и сестру. Им было уже по восемь лет. В последний раз мы виделись, когда им было по два. Они изменились, но я был так счастлив, что все эти годы благодаря родным поддерживал с ними связь.

Я бы хотел поблагодарить людей со всего мира. Всех, кто выделил время и присылал мне письма. Это очень помогло мне. Я очень надеюсь, что моя история позволит кому-нибудь не наделать глупостей.

Материал подготовил Арслан Аканов.