ПОДЕЛИТЬСЯ
09 мая 2020 | 15:45
Честь дороже смерти. Решающий штурм Рейхстага Рахымжаном Кошкарбаевым
Tengrinews.kz продолжает знакомить вас с историями ветеранов и рассказами казахстанцев о Великой Отечественной войне. В отрывке из произведения "Шешушi шабуыл" (1965 г.) известного писателя, государственного и общественного деятеля Какимжана Казыбаева точно передается героический подвиг Рахымжана Кошкарбаева и Григория Булатова. В описании решающего штурма Рейхстага автор отображает всю бурю эмоций, которые пережил Кошкарбаев на протяжении смертельных 360 метров до нацистской цитадели под шквальным огнем противника.
ПОДЕЛИТЬСЯ
Tengrinews.kz продолжает знакомить вас с историями ветеранов и рассказами казахстанцев о Великой Отечественной войне. В отрывке из произведения "Шешушi шабуыл" (1965 г.) известного писателя, государственного и общественного деятеля Какимжана Казыбаева точно передается героический подвиг Рахымжана Кошкарбаева и Григория Булатова. В описании решающего штурма Рейхстага автор отображает всю бурю эмоций, которые пережил Кошкарбаев на протяжении смертельных 360 метров до нацистской цитадели под шквальным огнем противника.
"Взвод Рахымжана находился на верхнем этаже "дома Гиммлера". Каждое окно ежесекундно поливается шквальным огнем со стороны безликого серого дома.
– Вас комбат вызывает, – посыльный принес команду.
Он вошел в комнату внизу, где располагался штаб батальона. Здесь было полно людей. Все стоят, прильнув к стенам. В окно и этой комнаты свинцовым ливнем летели пули. Политрук Васильченко махнул рукой, и Рахымжан тоже припал к стене. Чуть утихнув, обстрел усиливался вновь. Взоры присутствующих направлены на высокий серый дом. Будто все хотят отчетливо рассмотреть каждый его кирпич.
Давыдов попросил Рахымжана подойти ближе. Ткнув указательным пальцев в сторону дома, на который смотрели все, сказал:
– Видишь, это Рейхстаг!
Рахымжан поочередно посмотрел то на дом, то на комбата. Васильченко, улыбаясь, в упор глядел в его глаза, словно гадая, что у него на душе.
– Это и есть тот злополучный Рейхстаг, покорить который мы мечтали столько времени?
– Да, да. Теперь нужно на этот Рейхстаг повесить красное знамя. Такую задачу поручаем Вам, товарищ лейтенант Кошкарбаев!
– Есть!
– Вот группа разведчиков, прибывшая из полка. Они пойдут вместе с Вами. То есть они будут охранять Вас и знамя, которое Вы понесете.
Знамя уже подготовили. Васильченко вручил его Рахымжану.
– Счастливого возвращения, Рахым! – сказал он и поцеловал лейтенанта.
Рахымжан покрылся холодным потом. "Прямо в пасть смерти". Ему стало не по себе, молча обвел сослуживцев взглядом, будто прощаясь навсегда. Наверху вместо себя оставил Гончарова. Не успел попрощаться с ребятами своего взвода. На миг он мысленно вернулся на родную землю, в край, где вырос. Потому что показалось, что и бескрайняя казахская степь стиснула в объятиях своего смуглого сына. Неизвестно, вернется ли он с этого задания.
Тяжелые мысли стиснули голову, колючими иголками то и дело пронзали сердце и тут же отступали. За пазухой красное знамя, намотанное на древко. Рахымжан готов к прыжку. Все бойцы, которые должны были сопровождать его, ожидали рядом. Все понимают друг друга с полуслова. Желают друг другу счастливого возвращения. Есть только один выход наружу – через вот это окно. Но фашисты обстреливают его безостановочно.
Огонь чуть утих, и Рахымжан по-кошачьи стремительно прыгнул в проем. Кувыркнувшись, упал в одну глубокую воронку. Вроде цел. Рядом рухнул в яму еще кто-то. Оглянуться нет возможности.. Немцы успели заметить их и усилили пулеметный огонь. Шквальный обстрел гитлеровцев, похоже, не дал остальным бойцам даже голову высунуть из окна. Рахымжан спиной почувствовал, что его никто не прикрывает.
Он украдкой из-под руки осмотрелся по сторонам. Метрах в двух, скорчившись, лежит один боец, который заметил движение Рахымжана и спросил:
– Вы целы, товарищ лейтенант?
– Цел. Сам как?
– И я вроде как невредим. Но остальные не смогли выскочить.
Нельзя долго находиться тут. Что бы там ни было, нужно продвигаться вперед. Поползли. Вокруг множество трупов наших солдат, которые до них решились пойти на Рейхстаг.
Невозможно не бояться смертельного свинцового дождя. Они ведь тоже состоят из крови и плоти. Страх дергает за каждый нерв. Все вокруг – и Рейхстаг, стоящий в 360 метрах от них, и асфальт, покрошенный в песок снарядами, и боевые товарищи, на тела которых натыкаешься на каждой пяди земли, – говорит, что они находятся в пасти у смерти.
Страшнее видеть смерть, чем слышать о ней. Страх преследует с того самого мгновения, как они выпрыгнули из окна с первого этажа "дома Гиммлера". Из всех разведчиков, кого полк послал поддерживать и прикрывать Рахымжана, рядом только один человек – Григорий Булатов. Это добавляет страха. С Григорием он познакомился здесь, лежа под пулями, находясь в шаге от смерти.
Приказ водрузить красное знамя на Рейхстаге был получен от командира знаменитого 674-го полка подполковника Плехаданова сразу после взятия Берлина. Командир батальона Давыдов и политрук Васильченко доверили выполнение задания командира полка Рахымжану.
...Как бы там ни было, нужно продвигаться вперед. Потому что возвращение назад тоже сродни смерти. Ибо это трусость. Как повернуть назад, когда тебя выбрали водрузить знамя на последнее гнездо врага... Есть ли более позорная смерть?! Лучше быть убитым вражеской пулей и остаться здесь среди своих погибших боевых товарищей, чем отступить назад. Эта мысль толкает вперед. Но стоит взглянуть на трупы красноармейцев, как страх опять сковывает сознание и тело...
Рахымжан видит и понимает, что и до него многие храбрецы рвались в Рейхстаг. Если одни знали, что стоящий впереди дом есть Рейхстаг, то другие и представить себе не могли, что это за здание. Вместе с Григорием они ползли среди трупов. Вот знакомое лицо. Командир первой роты таджикский парень Атаев, который первым ворвался в "дом Гиммлера". Угольно черные волосы растрепались, как упавшее с высокого дерева птичье гнездо. Во рту кровь смешалась с землей. Сердце вздрогнуло. Даже в условиях жесточайшей войны этот молодой парень всегда был чист и аккуратен, будто собирался на свадьбу. А тут!.. Лежит бездыханный. Рахымжану захотелось вытереть грязь с его губ. Но широко раскрытые глаза Атаева как будто предупреждали – не подходи, не подходи. Рахымжан вновь покрылся холодным потом. В это время рядом с ним разорвался фаустпатрон. Жить хочется. Он спрятался за тело Атаева, хотя еще минутой назад не решался приблизиться к нему. Гриша тоже укрылся за чьим-то трупом.
Надо продвигаться вперед. Наверное, даже черепаха была бы сейчас быстрее их. Нечаянно коснулся груди, где сердце. Оно ходило ходуном. Кажется, его сердце бьется громче, чем весь грохочущий вокруг мрачный оркестр войны. Под сердцем нащупал партбилет, который ему вручили только сегодня, а также красное знамя. До этого момента он был озабочен, как бы выжить, а теперь увидел смысл в том, что оказался в этом аду. Да, во что бы то ни стало нужно пробиваться вперед. Хоть на пядь, но вперед. Как бы ни хотелось не смотреть на убитых солдат, глаза все равно находили их. А их и искать не надо. Они повсюду. Они прикрывают его и Григория от немецких пуль. Рахымжан вместе с Булатовым ползут среди них, как кошки, крадущиеся в густой траве.
Да, какой тяжелый путь! Вот этому солдату оторвало голову и отбросило метра на три. Оторванная голова лежит, прикусив язык. Рахымжан положил ее рядом с телом. Как страшно брать в руки чью-то оторванную голову. Но и оставлять ее так было не по-человечески. Испугался собственной мысли, которая обожгла сознание: а ведь и его может ждать такая же участь. Вдруг показалось, что один из солдат жив, потерял сознание от ранения. Он тихонечко потрогал его. Но тот не подавал признаков жизни. Жуткая картина, нарисованная войной. Не каждое сердце выдержит такое. Разорванные в клочья, изуродованные человеческие тела...
В своем родном ауле Рахымжан всегда страшился проходить мимо кладбища. А тут ему приходится ползти среди сотен трупов. Одни валялись в немыслимых позах: одни – скалясь, другие – уже разлагаясь, третьи – с гримасой боли на лице, лежали съежившись. А некоторые вообще расчлененные. Говорят, что на войне человеческое сознание черствеет, привыкает видеть смерть. Наверное, в этих словах есть доля истины. Но все же живой человек не лишается чувств, и его преследует страх при виде умерших. Рахымжан на фронте потерял много друзей, многих хоронил сам. Но никогда раньше ему не доводилось видеть такого кошмарного побоища. Как высока цена последнего штурма?! Впервые почувствовал, насколько мучительно, будучи живым, прятаться за телами погибших. Одно хорошо – ни одна немецкая пуля не достала их. Фашисты еще не догадались, что среди стольких трупов может быть кто-то живой.
Может, лучше умереть, чем видеть весь этот ужас, прикрываясь телами погибших боевых товарищей? И такая мысль время от времени туманит мозг. Но нет, у жизни есть свои законы. Хоть на секунду, но цепляешься за жизнь, борешься за нее. В этом всепобеждающая сила жизнелюбия. Сколько времени прошло, как началось это испытание? В груди – колотящееся сердце, за пазухой – красное знамя. Доставить бы его до того дома. Последнее вражеское гнездо. Победа! Надежда по крупицам выдавливает из сознания страх, который каждое мгновение преследует Рахымжана. Надежда толкает его и напарника вперед через трупы советских солдат... Борьба жизни и смерти, надежды и страха. Она кипит в сердцах Рахымжана и Гриши. Это великая битва на проклятой площади, на которой даже вороний шаг превращается в недостижимую мечту.
Нет человека не боящегося смерти. Мужество есть умение победить страх.
Непонятно, каким образом уцелевшая в этом аду трансформаторная будка одиноко темнеет неподалеку. Наверное, фашисты бросили ее, когда строили вокруг Рейхстага укрепления. Торчит на краю длинного вырытого рва. С левой стороны от нее валяется разбитая железобетонная плита. Все мысли сконцентрировались на будке. Вот эти солдаты тоже хотели добраться до нее, но путь их оборвали гитлеровцы. Бедные ребята. Насколько храбрыми и целеустремленными надо быть, чтобы под гибельным огнем дойти до этой точки. Невольно склонил голову перед ними. Пожертвовавшие собой ровесники. Может быть, скоро и сами они лягут на этой холодной немецкой земле...
Стрельба вдруг резко оборвалась. Где ты, будка?! Интуитивно, не сговариваясь, они вскочили и понеслись, как убегающие от стаи волков косули. Пришли в себя уже под будкой. Слава Богу, живы! Огляделись и поняли, что там, позади, на открытой площади, они были как в укрытии, не то что здесь. На каркасной будке нет ни малейшей шероховатости, которая могла бы преградить путь немецким пулям. Если фрицы заметили, что они юркнули сюда, пиши пропало; из укрытия будка превратится в могилу.
Теперь их цель противотанковый ров, вырытый в метрах пятидесяти, а также вручную сооруженный пешеходный мостик через него. Остается лишь рисковать. Во время еще одной короткой передышки они со всех ног рванули вперед. Залегли. И облегченно вздохнули – прямо на их глазах будка взлетела в воздух от прямого попадания орудийного снаряда. Везение так везение!.. Во рву вода по колено. Спрятавшись в небольшом углублении, почувствовали себя в безопасности, будто попали в отчий дом. Здесь обрывалась дорога смерти, устланная телами советских солдат. А впереди до Рейхстага еще половина пути, пролегающая по открытой и ровной площади и совсем, совсем негде укрыться. Стоит шевельнуться, тотчас попадешь под пулю. Тела наших солдат были защитой, хоть и лежали бездыханными, но ты чувствовал себя как среди своих, поднявшихся в атаку бойцов. Они защищали от вражеских пуль. А теперь их нет рядом, собратьев, своими телами оберегавших двух смельчаков. Их смерть и обидная, и геройская одновременно. Обидно потому, что они погибли на пороге победы над ненавистным врагом. А геройская потому, что на своем боевом пути до этой площади, где сложили головы, они перебили множество гитлеровцев. Благодаря им спрятанное за пазухой красное знамя победы скоро зардеет над Рейхстагом.
Два смельчака лежали, не зная, что делать дальше. Ни одной стоящей мысли, за которую можно было бы ухватиться. Солдат с надеждой смотрит на Рахымжана. Офицер ведь, может, придумает выход из положения. А на кого надеяться Рахымжану? Поглядывает на красное знамя за пазухой. Убережет ли оно под шатким мостиком от фашистских фаустпатронов и пуль?
И вдруг его обожгла неожиданная мысль. Вырвав из-за пазухи красное знамя, Рахымжан в его углу написал: "674-й полк, лейтенант Кошкарбаев, красноармеец Булатов".
– Правильно сделали, товарищ лейтенант. Если суждено погибнуть, пусть хоть узнают, докуда нам удалось дойти.
– Что такое говоришь? Что значит "если суждено погибнуть"? Мы, что, вышли умереть? Не красное ли знамя водрузить вышли?
Говоря так, Рахымжан сам был в смятении. А слова эти сказаны, скорее, для того, чтобы овладеть собой, нежели успокоить Григория.
Думаете, этим двоим было легче лежать здесь, чем ползти среди трупов? Нет, конечно! Впереди гладкая и открытая всем ветрам площадь, а сзади полк, с нетерпением ждущий, когда над Рейхстагом взовьется красное знамя. Стрельба с обеих сторон усиливается. От града разрывающихся снарядов, свистящих пуль першит в горле и слезятся глаза. Но два смельчака ждут удобного момента, сидя в воде, смешанной с кровью. С одной стороны, их душит стелющийся над землей, словно туман, дым, с другой стороны, мучает жажда. Не выдержав, они ладонями зачерпывают кровавую воду и делают несколько глотков.
*Согласно журналу боевых действий 150-й стрелковой дивизии, в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 года лейтенант Рахымжан Кошкарбаев и рядовой Григорий Булатов "по-пластунски подползли к центральной части здания". 360 метров открытого пространства под шквальным огнем Кошкарбаев и Булатов ползли почти восемь часов.
Всему есть объяснение. У жизни есть свои неписаные законы. Один из этих законов наполняет жизнь глотком кровавой воды. "Вставай, двигайся, иди вперед", – диктует он. Находящийся на расстоянии протянутой руки Рейхстаг манит: "Ну, дошел же, заходи". Стоит, ощетинившись, в дыму. Совершенно не похож на высокомерный дворец фашизма, который надменно смеялся: "Все склоните головы передо мной". Могила и только, с закупоренными дверьми и окнами. Но каждая стена нещадно поливает огнем и не дает приблизиться. Некогда блиставшая, как мрамор, площадь перед ним представляет собой жалкое зрелище.
И попробуй в такой ситуации сдвинуться с места. Только самый отчаянный может решиться на это. Покойный комбат Твердохлеб называл его храбрецом. На переправе через Одер, при взятии Берлина он своей отвагой и находчивостью порадовал командира. Разве это не смелость пройти столько метров под сокрушающим все на своем пути огнем, когда смерть постоянно смотрит тебе в глаза? Бесстрашное упорство и боевой принцип "честь дороже смерти" отправили его на выполнение этого особо опасного задания. Если бы струсил и цеплялся за жизнь, отлежался бы он сейчас среди трупов или во рву под мостиком! Нет, долг и честь говорили о другом, а риск превратился в его единственное оружие. "Если боишься рисковать, зачем надо было вообще выходить на эту опасную тропу", – мысленно подстегивает он себя.
Жди, Вселенная! Наберитесь терпения, в тревоге ожидающие боевые друзья! Хватит пролитой крови. Пусть ваши боевые товарищи, которым вы доверили исполнение заветной мечты, живыми донесут пропитанное людской кровью красное знамя по назначению! Одному – 21 год, другому – 18 лет. Два юнца! Кто стоит за ними? Оба детдомовцы. Но не жалейте их. За ними стоит Мать. И чтобы унять ее слезы, они дошли до Рейхстага. Чтобы оправдать ее священное материнское молоко, они с победой вышли из множества сражений.
Раздался грохот, будто земля раскололась надвое. Надвигающиеся сумерки озарились ярким огнем. Вокруг стало светлым-светло. Вот чудо! Это артиллерия начала крошить Рейхстаг. Так светло, что можно найти оброненную иголку.
– Григорий, вот подходящий момент, побежали!
Несутся, не сговариваясь взявшись за руки. Ничего вокруг не замечают. И уши будто наглухо заткнули. Все забыли. В этот момент они забыли даже о собственном существовании. Вдруг под ногами ощутили ступени. Бегут вверх по ним. Правда это или нет? Стена дома, большие и тяжелые колонны. Вражеское гнездо. Последнее гнездо... Руками коснулись стены.
"Живой, живой!" Так в унисон бьются их сердца. Чуть перевели дух. Впереди только один последний шаг! Надо торопиться!
– Залезай мне на плечи! Вот, возьми знамя.
Григорий будто ждал этой команды. Ловко запрыгнул на плечи Рахымжана.
– Товарищ лейтенант, не к чему прикрепить!
– Кирпич вытащи. С краю окна легче получится.
Чуть погодя Григорий воскликнул:
– Все!
Он спрыгнул на землю. И тут же оказался в объятиях Рахымжана. Забыв об опасности, радостно трясут друг друга за плечи, целуются.
Раздался шорох. Они вздрогнули от страха и вскинули оружие. Оказалось, свой офицер.
– Кто вы, из чьего батальона?
– Давыдова!
– Молодцы!
В этот миг все задрожало от громогласного многотысячного "Ура". Еще несколько минут назад неприступная площадь в один миг заполнилась солдатами-освободителями...
Было примерно семь часов вечера 30 апреля 1945 года".
Отрывок из произведения Какимжана Казыбаева "Шешушi шабуыл", 1965
Перевод с казахского Бекет Момынкул
Показать комментарии
Читайте также