Черный реванш Тарантино
Одним из ярких кинособытий января стал выход на наши экраны нового, восьмого по счету, фильма Квентина Тарантино "Джанго освобожденный", уже завоевавшего два "Золотых глобуса" и выдвинутого на премию "Оскар" в пяти номинациях.
Примечательно, что "Джанго" вошел в десятку лучших фильмов года по версии Американского киноинститута, который, как известно, всегда отбирает фильмы по степени их влияния на общество и культуру. И связано это, безусловно, с тем, что Тарантино своей картиной затронул острую и даже опасную для политкорректного американского общества тему.
Иронии Тарантино хватило ровным счетом на то, чтобы бросить камень в американский эпос "Унесенные ветром" и, отправив своих героев в 1858 год, на родину дядюшки Тома и Скарлетт О’Хара, создать свою сагу "Унесенные негром" (как окрестили критики новое весело-кровавое чтиво режиссера). Вот такой подарок к Рождеству преподнес американцам Тарантино. Не случайно один из слоганов картины гласит: "Это Рождество! Джанго сбросил цепи".
Критика тарантиновского замысла последовала незамедлительно. А режиссер Спайк Ли даже отказался смотреть фильм по причине слова "ниггер", звучащего в нем более 100 раз, и унизительности самого показа своих предков в жанре "спагетти-вестерна".
Новый фильм Тарантино - это баллада об истинном арийце, "охотнике за головами" Докторе Шульце (Кристоф Вальц с лихвой искупает свое нацистское прошлое в "Бесславных ублюдках" и заслуженно получает "Золотой глобус") и хладнокровном "ниггере" Джанго Фримене (Джейми Фокс), разлученном со своей возлюбленной. В этом братско-расовом союзе они вступают в неравную схватку с главным американским позором ХIХ века - рабством.
Тарантино иронично выворачивает наизнанку миф о Дон Кихоте: вместо рыцаря в доспехах - скромный дантист на повозке, вместо оруженосца Санчо Панса на осле - верный напарник-ниггер на лошади. Но главное, вместо ветряных мельниц самое что ни на есть реальное и жестокое зло расизма. При этом, Тарантино ловко переворачивает мифологию Человека в черном в новый миф о Черном человеке.
Голливудский мэтр киномакулатуры вовсе не забыл "Бесславных ублюдков" и сделал их продолжение, а лучше сказать, исторический приквел: рабовладельцы - это те же нацисты, упивавшиеся Вагнером и Бетховеном и строившие газовые камеры. Именно этот зловещий абсурд, принявший в Джанго вид мелодии Бетховена, исполняемой на арфе, уже не в Мюнхене, а в Миссисипи вызывает у Шульца такой приступ ненависти, что он готов разбить музыкантше голову.
А чем не предтеча Геббельса и доктора Менгеле - френолог-расист Кэлвин Кэнди, с упоением сыгранный Леонардо Ди Каприо?! Все та же одержимость идеей "правильного черепа" и научного обоснования "расовой покорности".
Генетически "Джанго" - это омаж знаменитому и любимому Тарантино одноименному вестерну Серджо Корбуччи 1966 года. Там герой без имени и прошлого, в ярком исполнении Франко Неро, таскал за собой гроб с припасенным на экстренный случай пулеметом. Оригинал настолько впечатлил Тарантино, что он даже выделил старику Неро эпизодическую роль-камео в своем фильме.
Собственно в "Джанго" переплетаются два типа насилия и жестокости. Одно насилие неприятное, направленное на "хороших", по терминологии Леоне, но мы знаем и ожидаем, что за этим неприятным насилием обязательно последует возмездие - насилие, направленное на "плохих" и 2злых". И будет это насилие зрителю в радость. Фееричным и кинематографичным. И Тарантино с упоением будет вершить над "плохими" свой режиссерский суд: "Мне отмщение и аз воздам".
"Джанго" подтвердил главное мастерство Тарантино, мастерство сценариста (отсюда и его награды: "Оскар" за сценарий "Криминального чтива", "Золотой глобус" за сценарий "Джанго"). Яркие, запоминающиеся персонажи и истории, основанные на предвкушении того, что вот-вот должно что-то произойти. Умело создаваемая интрига - вот на чем всегда держался тарантиновский сценарий.
Мастерство Тарантино в том, что он умеет держать внимание своими колоритными "бла-бла-бла", но знает меру и в нужный, хорошо просчитанный момент, буквально взрывает усыпляющий бдительность ритм разговора фейерверком кровавой бойни и тотальной перестрелки. Это драйв. И главная фишка Тарантино в том, что он создал свою формулу драйва: жестокость + ирония + музыка.
А еще диалоги. У Тарантино они всегда прописаны смачно, остроумно и музыкально. И в "Джанго" велеречивый дьявол Голливуда вновь это доказал.
Интересно, что два антипода американского кино - Тарантино и Спилберг - одновременно, но совершенно по-разному обратились к теме рабства. "Джанго" - безбашенный ответ на агитку Спилберга "Линкольн". Свобода по Тарантино куется не в дебатах Конгресса и формулировках Конституции, а в бунте, кровавом и беспощадном. А уж постебаться на эту тему Квентин и любит, и умеет.
В своей эстетике большого прикола Тарантино не щадит никого, особенно авторитеты, и особенно если они замешаны на расизме. Место расы и идеи сотворения мира в одной и той же мусорной корзине. И поэтому больше всего достается Ку-Клукс-Клану, который Дэвид Уорк Гриффит воспел в "Рождении нации", а Тарантино превратил в банду дебилов с мешками на голове. И, хотя ККК не было в эпоху "Джанго", обойти его в своей воинствующей философии антирасизма Тарантино никак не мог.
В своем драйв-вестерне режиссер "Джанго" спорит не только со Спилбергом, но и с главным хитом европейской трагедии "Прометеем" Эсхила. Четыре года назад, во время кризиса Германия приютила Квентина для сьемок "Бесславных ублюдков" (там это было дешевле). Теперь вместо "Прометея прикованного" Тарантино предъявил старушке Европе "Джанго освобожденного". В обоих случаях свобода достается дорогой ценой и с помощью огня. Тарантино даже нещадно перегружает главного героя архетипическими ассоциациями. Джанго - это и Прометей, и Геркулес, и Геракл, и особенно Зигфрид, спасающий из неволи свою Брумгильду.
В итоге кино получилось стильным, зрительским и избыточным на аллюзии. Так что, "когда немец встречает Зигфрида - это знак", когда Тарантино берется за вестерн - это знамение.
В вестерне, как известно, - самобытность Америки. Классика жанра - фильмы Джона Форда, его второе дыхание - "спагетти-вестерны" Серджио Леоне, а демифологизация - антивестерн Клинта Иствуда "Непрощенный". Казалось бы, жанр исчерпан. Но "Джанго" вновь напомнил былые времена.
Однако окрестить его вестерном, или "спагетти-вестерном", я думаю, было бы не точно. Скорее, это сазерн (кино про истории старого Юга), или блэксплойтейшн. Пол века назад так называли фильмы, снимавшиеся для гетто, неважно в каком жанре, про вампиров, ниндзя или ковбоев, главное, что всех их играли только негры. Тарантино не изобрел ничего нового, он просто собрал из множества штампов и шедевров свой стильный и брутальный винегрет, в котором вспоминает где-то с обожанием, а где-то с издевкой и Гриффита, и Форда, и Леоне, и Корбуччи, и Сэма Пекинпа с его "Дикой Бандой".
Кровь и насилие, в которых подчас упрекают Тарантино, на самом деле не вызывают отторжения, если понимать с каких позиций он к ним подходит. Однажды Тарантино сказал, что его задача в том, чтобы смешить там, где не принято смеяться. Над Холокостом в "Бесславных ублюдках" или над рабством в "Джанго". Пока ему это удается без цинизма и пошлости. Он мастерски сталкивает жанр с гадостями реальности. И если завтра Тарантино захочет постебаться над терроризмом или любой другой серьезной темой, не стоит торопиться с осуждением, ведь, как известно, человечество расстаётся со своим прошлым, смеясь.
