Смерть на копейку
Мой взрослый сын не воспринимает наши (меня и моих ровесников) редкие воспоминания о советской реальности. О том, как даже имея деньги трудно было купить нужный товар (не модный, не заграничный, а просто нужный) без стояния в многочасовых и даже ночных очередях или без блата (даже не уверен, сохранилось ли это слово в повседневном лексиконе.) О том, как одно время самым богатым из моих шапочных знакомых был приемщик стеклопосуды из ларька во дворе, который каждые полгода покупал новые "Жигули"-семерку разных цветов. О том, что шпроты и баночный зеленый горошек были дефицитом и в обычной жизни встречались в основном в подарочных наборах на Новый год. О том, как было полезно мое другое шапочное знакомство с мясником из гастронома, продававшим мне с черного хода т.н. суповые наборы. О прочих убожествах бытового существования в самой передовой стране мира. (Это же из того унылого времени анекдот о ежедневном празднике как поводе перманентного пьянства: колбасу купил – праздник, туалетную бумагу выстоял в давке – праздник, книгу какую-нибудь достал через знакомых – тоже праздник.)
Не думаю, что сын поймет и советскую иррационально смещенную шкалу профессиональных иерархий, в которой официанты, швейцары, продавцы и гостиничные клерки (то есть прислуга, в общем-то) стояли выше инженеров, скрипачей, балерин, учителей и преподавателей, а тем более научных работников. Ну а завмаги вкупе с начальниками торговых баз и СТО вообще котировались на лестнице жизненного успеха на уровне академиков и секретных физиков. Я ничего не имею против обслуживания как работы, ибо "все профессии нужны, все профессии важны", но только при условии соблюдения принципа, что авторитет и доходность профессии определяются качеством и количеством характерного для нее собственного труда, а не уровнем прав доступа к результатам труда чужого.
Тем не менее, один из запоминающихся (в хорошем смысле) эпизодов моей биографии связан именно с официантом. Дело было в последних числах декабря 1979 года в Москве, куда я приехал к ребятам из нашего школьного выпуска отметить Новый год, ну и просто повидаться. Гуляя по центру города, мы решили празднично поесть и, выстояв на удивление не очень большую очередь, зашли в какое-то кафе у Никитских ворот. Со стороны мы, наверное, казались немного смешными: шумные выпендронистые пацаны по 17 лет, которые ощущают себя совсем взрослыми в большом городе, без родителей, в недешевом для студенческих карманов заведении. За столом мы тоже смотрелись, думаю, прикольно, громко и наперебой обсуждая меню с видом истинных знатоков. Обслуживал нас официант, который выглядел с тинэйджерского уровня совсем уж взрослым, то есть откровенно старым в нашем представлении, а на самом деле был, как я теперь понимаю, просто человеком с возрастным радиусом вокруг 30 лет. Так вот. Он долго слушал наш галдеж, попутно записывая заказы, а затем, закончив записи, с достоинством произнес одну фразу, которая для меня, по крайней мере, стала по жизни одной из ключевых. И удалился.
Не помню, что мы ели. Даже не помню точно, кто в нашей компании был. А фраза – вот она: "От суеты люди умирают". Без восклицательного знака, без вопросительного, без многоточия. Короткое, твердое утверждение.
А потом я лишь постоянно убеждался, насколько эта фраза правильна, умна и полезна. Равно как и другое качество, которое продемонстрировал тот московский официант, принимая наши разнокалиберные дилетантские заказы. Умение ждать. Ждать и молчать.
Не скажу, что та фраза и то умение сразу изменили мой характер или изменили его кардинально. Но повлияли безусловно и помогали по жизни множество раз, в серьезных и не очень ситуациях. И вам помогут. Хотя бы за рулем, удержав от мелочной торопливости и суетливо-скользкого перестроения из ряда в ряд в стремлении за якобы сэкономленными секундами с риском для жизни, здоровья, нервов и денег, своих и чужих.
Удачи. Одно на свете утверждение незыблемо – все мы когда-нибудь умрем. Только лучше не торопить неизбежную кончину и не укорачивать свою жизнь из-за пустяков. Иногда для этого достаточно посмотреть на свой намечаемый поступок со стороны и с дистанции в несколько минут (часов, дней, лет) вперед.