19 августа 1991 года застигло меня на черноморском побережье, где ничто не говорило о драматизме московских событий. Только у газетных киосков выстроились необычно длинные очереди полуголых мужчин. И транзисторные приемники с разных сторон сочинских пляжей вместо музыки несли политические новости. Их слушали молча, без споров и обсуждений. Через полгода мы все окажемся по разные стороны границ, но далеко не сразу осознаем это. А когда поймем, начнем искать причины - как же такое могло случиться?
…На старых пленках я ищу знаки судьбы. Декабрь 1990 года, IV съезд народных депутатов СССР. Судьба подавала знаки, она кричала нам в уши, но не многие тогда могли расшифровать ее пророчества…
Вот съемки начала съезда. Выступление Нурсултана Назарбаева, недавно избранного Президентом Казахстана.
- Если раньше политическое море лишь волновалось, то сейчас штормит, и очень крепко. И стоит ли удивляться, что, глядя на неуверенность рулевого, часть команды пытается перехватить управление, изменить курс.
Это сказано за полгода до переворота, во время которого часть команды действительно перехватила управление и в гибельной попытке попробовала изменить курс. Мина замедленного действия, взорвавшаяся в декабре 1991 года, закладывалась ровно за год до встречи в Беловежской пуще - на IV съезде народных депутатов СССР. Именно тогда был взведен часовой механизм, которым стал, как ни парадоксально, референдум о сохранении Союза.
Еще один фрагмент из выступления Нурсултана Назарбаева:
- Такие вещи на таком съезде не решаются.
В перерыве я прошу Нурсултана Абишевича уточнить, что именно он имел в виду.
- Указ о референдумах - это попытка напрямую, через головы республиканских парламентов, обратиться к населению. Разделяете вы такую оценку?
- Разделяю. Я так и сказал. Мы говорим о том, чтобы согласованно действовать с республиками, мы все время говорим о том, что руководители республик, парламенты республик должны собраться и решить вопрос согласованно. Законы приняты в республиках, а теперь вот верховенство союзных законов - как это согласовывать? Отменять законы или суверенитеты? В России, в Казахстане и в других республиках. Мы предлагаем, чтобы все это формировалось снизу, по согласованию с республиками, но опять желание сверху диктовать.
- Хотя объясняется все благими желаниями, что суверенитет республик…
- Разве Россия или Казахстан против Союза, что ли? Референдум же надо проводить, когда возникает вопрос, правильно? А если нет вопроса? Высказались за Союз, тогда зачем проводить референдум? Я надеюсь, что Верховный Совет, когда будет рассматривать порядок проведения, он поправит это все.
- Считаете ли вы, что принятие этого решения может обострить взаимоотношения между республиками и центром?
- Я не могу сказать, что с Казахстаном обострится, потому что у нас почти нет законов, которые за рамки Конституции СССР выходят, а в других республиках, я уверен (в России, в Закавказье и в других республиках), обязательно обострит.
- Можно предположить, что это негативным образом скажется на самом союзном договоре, на подготовке его подписания? Или я не прав?
- Возможно. Возможно.
- Когда президент готовился внести эти предложения, он советовался с вами или с руководителями других республик?
- Нет, не было никакого совета. Положения доклада мы не знали совсем. Можно было бы посоветоваться. И учесть наше мнение. Я вот вам говорю, в редакционной комиссии, где я председательствую, я не только советовался с членами комиссии, но и с руководителями республик.
- Можете вы предположить, что в Казахстане такие референдумы не будут проведены?
- Я опять вам скажу, что референдумы проводятся тогда, когда есть вопрос, правильно? По которому хочется узнать мнение. А мы знаем мнение о том, что и по земельной реформе, и по союзному договору уже высказано Верховным советом республики, в законе о суверенитете записано это. Если нет проблемы, мы не будем проводить. Такая постановка вопроса имеет два конца. А если против проголосуют, тогда что? Тут есть вопрос. Например, республики, которые взяли этот курс, проголосуют против. Что тогда?
Нурсултан Абишевич замолкает и после недолгой паузы произносит фразу, услышать которую от Первого секретаря республиканской Компартии тогда было совершенно не реально:
- У меня складывается впечатление, что те 500 депутатов, которые отсутствуют, это как раз и есть настоящее демократическое крыло.
На съезде не было представителей прибалтийских республик, которые уже заявили о выходе из СССР. Для ортодоксальной коммунистической верхушки они стали главной опасностью и постоянным раздражителем. Какое там "демократическое крыло"? Враги народа. Тем более неожиданным было то, что наперерез устоявшимся принципам внутрипартийной дисциплины пошел лидер одной из среднеазиатских делегаций. Тогда эти регионы считались самым надежным оплотом Кремля, они никогда не шли наперекор его воле.
Референдумом о сохранении Союза их попытались заставить еще раз присягнуть на верность. А куда, дескать, денутся? В марте 1991 в Москве потирали руки, подсчитывая голоса за "сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик" - 76 процентов. А уже через полгода Советского Союза не стало.
…Уже собирая микрофон и камеру после интервью с Н. Назарбаевым, я заметил, как на укромной лестнице Дворца съездов что-то тихо обсуждают два других среднеазиатских лидера - президенты Узбекистана и Туркмении. Ислам Каримов и Сапармурат Ниязов поначалу не очень обрадовались журналистскому вниманию, но предложенная тема интервью их заинтересовала.
- Вы знаете, я только что разговаривал с Нурсултаном Абишевичем, он говорит, что не доволен идеей референдума о сохранении Союза.
Президенты переглянулись.
-Только что обменивались, - начал Ниязов. - Что касается референдума по заключению союзного договора, тут у нас мысли одинаковые. То, что в основной массе население за Союз, в этом сомнений нет. Мы и на сессиях своих верховных советов это подтвердили. Но, видимо, необходимость референдума диктует желание доказать что-то небольшой группе людей. И надо ли в этом случае вовлекать всю страну вот в такое политическое мероприятие?
На видеозаписи этого разговора видно, что президенты стоят на фоне большого окна, за которым маячит кремлевская башня. Декабрьское короткое солнце полоснуло по ней последними лучами, как будто пытаясь зацепиться за верхушку, продержаться еще немного. Но сорвалось, и набежавшая тень закрыла лицо Каримова. Знаки судьбы.
- Есть еще и другая сторона вопроса, - говорит узбекский лидер. - Насколько мы соответствуем своим же заявлениям? Мы же говорим, что республики суверенные. Это же не мы заявили, а здесь, в Москве. А когда эта идея вошла в широкое сознание широких масс, мы уже боимся, как бы это далеко нас не завело. Как можно, не определив мнение парламентов республиканских, через их голову, проводить этот референдум? Выходит, что мы не доверяем этим парламентам? Значит, мы создаем прецедент, когда союзным решением, решением Верховного Совета СССР, игнорируем собственное мнение того или иного парламента. Опять появляется прецедент, опять появляется противоречие. А не сами ли мы ищем противоречия эти? Вот такой вопрос у меня возникает.
- Не отзовется ли в ваших парламентах такое решение сложностями по союзному договору, не насторожит ли это ваши парламенты?
- У нас есть такая пословица, - продолжает Каримов, - "Не наступай на хвост спящему льву". Не надо забывать, что мы находимся в окружении мусульманских стран. В тех странах тоже люди не дремлют и очень хотят иметь в Средней Азии свои позиции. И об этом мало кто здесь думает. Скажем, наше окружение - Афганистан, Пакистан, Иран, Турция, Саудовская Аравия… Да мало ли стран, которые имеют целью завоевать свои позиции в Средней Азии? И естественно, что без их участия, без их влияния и советов это все не произойдет. Поэтому нужно ли нам создавать прецедент там, где его нет?
- Я думаю, - добавляет Ниязов,- надо еще поразмыслить, что и как. Кого мы хотим убедить этим референдумом? То ли подтвердить, что мы преданы Союзу, то ли здесь есть какие-то политические мотивы, которые нам надо еще поизучать.
Я останавливаю пленку, и снова вспоминаю 19 августа 1991 года. Голос диктора из репродукторов приморского санатория:
- Соотечественники! Граждане Советского Союза! В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час, обращаемся мы к вам!
Ощущение ирреальности происходящего, как будто случайно попал в массовку на съемочной площадке фильма о Великой Отечественной.
- Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность!
И никого вокруг. Шесть часов утра. Память, как бы в ускоренном режиме, перематывает пленку событий этого года и разбросанных по ним знаков судьбы.
Крупные снежинки над площадью в кузбасском Прокопьевске. Среди черной многотысячной толпы застрял ярко- красный трамвай с плакатом "Долой Горбачева!"
Прижатая к стене в кремлевском коридоре, отбивается от журналистов министр соцзащиты российского правительства Элла Памфилова:
- Вы даже не представляете, как все плохо. Мы просто у последней черты.
Интервью с лидером российских коммунистов Иваном Полозковым:
- Вам не кажется, что эти митинги и забастовки не против лично Горбачева, люди недовольны системой?
- Ну, что вы. Социалистические ценности все больше воспринимаются во всем мире.
Лестница в ново-огаревском особняке президента, где шли переговоры о новом Союзе. Впереди идут Б. Ельцин и Н. Назарбаев, следом, заметно отстав, Горбачев и другие.
И снова голос диктора, спрятанный в репродукторах за деревьями:
- В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…
Я возвращаюсь в номер и начинаю собирать сумку. Тесная духота адлерского аэропорта и усталый голос кассира:
- Билетов нет, никуда нет.
По телевизору дикторы программы "Время" все читают и читают заявления ГКЧП:
- …экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой. Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества.
И вдруг сквозь монотонное пережевывание документов ГКЧП в эфир врывается репортаж с улиц Москвы. Танки, армейское оцепление, но и добровольцы у Белого дома. Ельцин на броне:
- Требуем дать возможность президенту Горбачеву выступить перед народом! Объявить политическую забастовку!
Им казалось, что все рассчитано правильно: нарастающее недовольство людей уровнем жизни, все не любят Горбачева - пора. Поздно. СССР уже не было - ни союза, ни советских, ни социалистических республик. И танки на улицах Москвы вдруг стали знаковым образом чудовищного несовпадения с реальностью. Многие десятилетия именно эти машины считались символом силы СССР, его маршалы с гордостью рассказывали, как быстро советские танки смогут оккупировать всю Европу. А теперь они в Москве, утюжат траками асфальт Калининского проспекта и Большого Каменного моста. Но вот танки встали на городских перекрестках, превратившись в беззащитных неповоротливых уродцев. И те, кто пару часов назад вздрагивали от лязга гусениц, весело стучат палками по броне:
- Эй, командир, выходи, подлый трус.
- Ребята, давайте жить дружно.
Нечто сравнимое произошло и в декабре 1990-го, на IV съезде народных депутатов СССР. Тогда Кремль "политическим танком" продавил пока еще союзные республики, заставив их руководство задуматься о смысле такого союза. А в августе 1991-го, казалось, непобедимая машина встала, растерянно вращая никому не страшной пушкой…
Из Сочи я так и не улетел. Как-то успокоили трясущиеся пальцы Янаева на пресс-конференции, отрывок которой показало "Время". Ну, что они могут удержать такими руками?
Через двадцать лет после августа 1991-го социологи утверждают, будто все больше людей сожалеют о провале путча. Выпущенные из тюрем ГКЧПисты с удовольствием раздают интервью о былых заслугах, полагая, что телевизионный междусобойчик отражает истинное положение вещей.
19 августа 1991 года застигло меня на черноморском побережье, где ничто не говорило о драматизме московских событий. Только у газетных киосков выстроились необычно длинные очереди полуголых мужчин. И транзисторные приемники с разных сторон сочинских пляжей вместо музыки несли политические новости. Их слушали молча, без споров и обсуждений. Через полгода мы все окажемся по разные стороны границ, но далеко не сразу осознаем это. А когда поймем, начнем искать причины - как же такое могло случиться?
…На старых пленках я ищу знаки судьбы. Декабрь 1990 года, IV съезд народных депутатов СССР. Судьба подавала знаки, она кричала нам в уши, но не многие тогда могли расшифровать ее пророчества…
Вот съемки начала съезда. Выступление Нурсултана Назарбаева, недавно избранного Президентом Казахстана.
- Если раньше политическое море лишь волновалось, то сейчас штормит, и очень крепко. И стоит ли удивляться, что, глядя на неуверенность рулевого, часть команды пытается перехватить управление, изменить курс.
Это сказано за полгода до переворота, во время которого часть команды действительно перехватила управление и в гибельной попытке попробовала изменить курс. Мина замедленного действия, взорвавшаяся в декабре 1991 года, закладывалась ровно за год до встречи в Беловежской пуще - на IV съезде народных депутатов СССР. Именно тогда был взведен часовой механизм, которым стал, как ни парадоксально, референдум о сохранении Союза.
Еще один фрагмент из выступления Нурсултана Назарбаева:
- Такие вещи на таком съезде не решаются.
В перерыве я прошу Нурсултана Абишевича уточнить, что именно он имел в виду.
- Указ о референдумах - это попытка напрямую, через головы республиканских парламентов, обратиться к населению. Разделяете вы такую оценку?
- Разделяю. Я так и сказал. Мы говорим о том, чтобы согласованно действовать с республиками, мы все время говорим о том, что руководители республик, парламенты республик должны собраться и решить вопрос согласованно. Законы приняты в республиках, а теперь вот верховенство союзных законов - как это согласовывать? Отменять законы или суверенитеты? В России, в Казахстане и в других республиках. Мы предлагаем, чтобы все это формировалось снизу, по согласованию с республиками, но опять желание сверху диктовать.
- Хотя объясняется все благими желаниями, что суверенитет республик…
- Разве Россия или Казахстан против Союза, что ли? Референдум же надо проводить, когда возникает вопрос, правильно? А если нет вопроса? Высказались за Союз, тогда зачем проводить референдум? Я надеюсь, что Верховный Совет, когда будет рассматривать порядок проведения, он поправит это все.
- Считаете ли вы, что принятие этого решения может обострить взаимоотношения между республиками и центром?
- Я не могу сказать, что с Казахстаном обострится, потому что у нас почти нет законов, которые за рамки Конституции СССР выходят, а в других республиках, я уверен (в России, в Закавказье и в других республиках), обязательно обострит.
- Можно предположить, что это негативным образом скажется на самом союзном договоре, на подготовке его подписания? Или я не прав?
- Возможно. Возможно.
- Когда президент готовился внести эти предложения, он советовался с вами или с руководителями других республик?
- Нет, не было никакого совета. Положения доклада мы не знали совсем. Можно было бы посоветоваться. И учесть наше мнение. Я вот вам говорю, в редакционной комиссии, где я председательствую, я не только советовался с членами комиссии, но и с руководителями республик.
- Можете вы предположить, что в Казахстане такие референдумы не будут проведены?
- Я опять вам скажу, что референдумы проводятся тогда, когда есть вопрос, правильно? По которому хочется узнать мнение. А мы знаем мнение о том, что и по земельной реформе, и по союзному договору уже высказано Верховным советом республики, в законе о суверенитете записано это. Если нет проблемы, мы не будем проводить. Такая постановка вопроса имеет два конца. А если против проголосуют, тогда что? Тут есть вопрос. Например, республики, которые взяли этот курс, проголосуют против. Что тогда?
Нурсултан Абишевич замолкает и после недолгой паузы произносит фразу, услышать которую от Первого секретаря республиканской Компартии тогда было совершенно не реально:
- У меня складывается впечатление, что те 500 депутатов, которые отсутствуют, это как раз и есть настоящее демократическое крыло.
На съезде не было представителей прибалтийских республик, которые уже заявили о выходе из СССР. Для ортодоксальной коммунистической верхушки они стали главной опасностью и постоянным раздражителем. Какое там "демократическое крыло"? Враги народа. Тем более неожиданным было то, что наперерез устоявшимся принципам внутрипартийной дисциплины пошел лидер одной из среднеазиатских делегаций. Тогда эти регионы считались самым надежным оплотом Кремля, они никогда не шли наперекор его воле.
Референдумом о сохранении Союза их попытались заставить еще раз присягнуть на верность. А куда, дескать, денутся? В марте 1991 в Москве потирали руки, подсчитывая голоса за "сохранение СССР как обновленной федерации равноправных суверенных республик" - 76 процентов. А уже через полгода Советского Союза не стало.
…Уже собирая микрофон и камеру после интервью с Н. Назарбаевым, я заметил, как на укромной лестнице Дворца съездов что-то тихо обсуждают два других среднеазиатских лидера - президенты Узбекистана и Туркмении. Ислам Каримов и Сапармурат Ниязов поначалу не очень обрадовались журналистскому вниманию, но предложенная тема интервью их заинтересовала.
- Вы знаете, я только что разговаривал с Нурсултаном Абишевичем, он говорит, что не доволен идеей референдума о сохранении Союза.
Президенты переглянулись.
-Только что обменивались, - начал Ниязов. - Что касается референдума по заключению союзного договора, тут у нас мысли одинаковые. То, что в основной массе население за Союз, в этом сомнений нет. Мы и на сессиях своих верховных советов это подтвердили. Но, видимо, необходимость референдума диктует желание доказать что-то небольшой группе людей. И надо ли в этом случае вовлекать всю страну вот в такое политическое мероприятие?
На видеозаписи этого разговора видно, что президенты стоят на фоне большого окна, за которым маячит кремлевская башня. Декабрьское короткое солнце полоснуло по ней последними лучами, как будто пытаясь зацепиться за верхушку, продержаться еще немного. Но сорвалось, и набежавшая тень закрыла лицо Каримова. Знаки судьбы.
- Есть еще и другая сторона вопроса, - говорит узбекский лидер. - Насколько мы соответствуем своим же заявлениям? Мы же говорим, что республики суверенные. Это же не мы заявили, а здесь, в Москве. А когда эта идея вошла в широкое сознание широких масс, мы уже боимся, как бы это далеко нас не завело. Как можно, не определив мнение парламентов республиканских, через их голову, проводить этот референдум? Выходит, что мы не доверяем этим парламентам? Значит, мы создаем прецедент, когда союзным решением, решением Верховного Совета СССР, игнорируем собственное мнение того или иного парламента. Опять появляется прецедент, опять появляется противоречие. А не сами ли мы ищем противоречия эти? Вот такой вопрос у меня возникает.
- Не отзовется ли в ваших парламентах такое решение сложностями по союзному договору, не насторожит ли это ваши парламенты?
- У нас есть такая пословица, - продолжает Каримов, - "Не наступай на хвост спящему льву". Не надо забывать, что мы находимся в окружении мусульманских стран. В тех странах тоже люди не дремлют и очень хотят иметь в Средней Азии свои позиции. И об этом мало кто здесь думает. Скажем, наше окружение - Афганистан, Пакистан, Иран, Турция, Саудовская Аравия… Да мало ли стран, которые имеют целью завоевать свои позиции в Средней Азии? И естественно, что без их участия, без их влияния и советов это все не произойдет. Поэтому нужно ли нам создавать прецедент там, где его нет?
- Я думаю, - добавляет Ниязов,- надо еще поразмыслить, что и как. Кого мы хотим убедить этим референдумом? То ли подтвердить, что мы преданы Союзу, то ли здесь есть какие-то политические мотивы, которые нам надо еще поизучать.
Я останавливаю пленку, и снова вспоминаю 19 августа 1991 года. Голос диктора из репродукторов приморского санатория:
- Соотечественники! Граждане Советского Союза! В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час, обращаемся мы к вам!
Ощущение ирреальности происходящего, как будто случайно попал в массовку на съемочной площадке фильма о Великой Отечественной.
- Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность!
И никого вокруг. Шесть часов утра. Память, как бы в ускоренном режиме, перематывает пленку событий этого года и разбросанных по ним знаков судьбы.
Крупные снежинки над площадью в кузбасском Прокопьевске. Среди черной многотысячной толпы застрял ярко- красный трамвай с плакатом "Долой Горбачева!"
Прижатая к стене в кремлевском коридоре, отбивается от журналистов министр соцзащиты российского правительства Элла Памфилова:
- Вы даже не представляете, как все плохо. Мы просто у последней черты.
Интервью с лидером российских коммунистов Иваном Полозковым:
- Вам не кажется, что эти митинги и забастовки не против лично Горбачева, люди недовольны системой?
- Ну, что вы. Социалистические ценности все больше воспринимаются во всем мире.
Лестница в ново-огаревском особняке президента, где шли переговоры о новом Союзе. Впереди идут Б. Ельцин и Н. Назарбаев, следом, заметно отстав, Горбачев и другие.
И снова голос диктора, спрятанный в репродукторах за деревьями:
- В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…
Я возвращаюсь в номер и начинаю собирать сумку. Тесная духота адлерского аэропорта и усталый голос кассира:
- Билетов нет, никуда нет.
По телевизору дикторы программы "Время" все читают и читают заявления ГКЧП:
- …экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой. Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества.
И вдруг сквозь монотонное пережевывание документов ГКЧП в эфир врывается репортаж с улиц Москвы. Танки, армейское оцепление, но и добровольцы у Белого дома. Ельцин на броне:
- Требуем дать возможность президенту Горбачеву выступить перед народом! Объявить политическую забастовку!
Им казалось, что все рассчитано правильно: нарастающее недовольство людей уровнем жизни, все не любят Горбачева - пора. Поздно. СССР уже не было - ни союза, ни советских, ни социалистических республик. И танки на улицах Москвы вдруг стали знаковым образом чудовищного несовпадения с реальностью. Многие десятилетия именно эти машины считались символом силы СССР, его маршалы с гордостью рассказывали, как быстро советские танки смогут оккупировать всю Европу. А теперь они в Москве, утюжат траками асфальт Калининского проспекта и Большого Каменного моста. Но вот танки встали на городских перекрестках, превратившись в беззащитных неповоротливых уродцев. И те, кто пару часов назад вздрагивали от лязга гусениц, весело стучат палками по броне:
- Эй, командир, выходи, подлый трус.
- Ребята, давайте жить дружно.
Нечто сравнимое произошло и в декабре 1990-го, на IV съезде народных депутатов СССР. Тогда Кремль "политическим танком" продавил пока еще союзные республики, заставив их руководство задуматься о смысле такого союза. А в августе 1991-го, казалось, непобедимая машина встала, растерянно вращая никому не страшной пушкой…
Из Сочи я так и не улетел. Как-то успокоили трясущиеся пальцы Янаева на пресс-конференции, отрывок которой показало "Время". Ну, что они могут удержать такими руками?
Через двадцать лет после августа 1991-го социологи утверждают, будто все больше людей сожалеют о провале путча. Выпущенные из тюрем ГКЧПисты с удовольствием раздают интервью о былых заслугах, полагая, что телевизионный междусобойчик отражает истинное положение вещей.
Вот и современный Кремль все никак не избавится от рецидивов имперской болезни. Как может Беларусь сопротивляться российским интересам в регионе? Как смеет незаметная на картах Грузия противиться воле Москвы? Дмитрий Медведев куражится перед журналистами:
- Да кабы я не остановил танки у Тбилиси, Саакашвили давно не был бы президентом.
Снова танки. Зря они так. Никогда не выбрасывайте старые пленки. Там еще остались неразгаданные знаки судьбы.
