Шифр Шала

Поздравьте себя и своих близких, у нас появился настоящий национальный фильм. Современный и своевременный, способный стать точкой отсчёта и началом рефлексии: кто мы, откуда и куда идём. Речь о фильме Ермека Турсунова "Шал" ("Старик").

Притихли злопыхатели и радетели имиджа страны. Тот, кто злорадствовал по поводу "Келин", сменил ракурс. Любители эпатажа про пошлость и клубнички про невинность закусили губу (первый шаг осознать свою бездарность).

А всё потому, что Ермек Турсунов, который когда-то сказал, что нам нужен не "Рывок", а прорыв, сам, не осознавая того, и стал этим прорывом в казахстанском кино.

Большая часть кинозрелища и экшена сегодня это история одного преступления. Турсунов снял историю одного выживания. Казахского, казахстанского, человеческого. Историю одного предательства и искупления.

"Старик" Турсунова - это абсолютная философская притча, иносказание, в котором через частную историю проглядывает многослойное и символическое обобщение. И, если казахстанское кино последнего десятилетия по большей части - "ни сном, ни духом", то "Шал" силён и снами (а "сновидческая" природа кино и делает его искусством), и духом.

Когда-то Куросава снял "Семь самураев", а Стёрджес перенёс его на американскую почву. Так получился знаменитый вестерн "Великолепная семёрка". Турсунов интегрировал хэмингуэевский текст "Старик и море" в этно-культурный контекст казахской степи. Так появился "Старик", который, и это уже очевидно, останется в истории казахского кино.

Ветхозаветный Моисей, ведущий свой народ сорок лет по пустыне в надежде, что вымрут маовитянские женщины-разносчицы сифилиса и, главное, что народ переродится и исчезнет рабская психология, превратился в старика Касыма, коренастого сталкера степи, продирающегося сквозь холод и туман к спасительному свету своего возрождения.

Как кинопроизведение "Шал" - это образец казахского стоицизма. Замешанный на тенгрианской почве (мистике земли), он способен стать, и уже стал, нравственным кодом и шифром нации. И в этом смысле, как бы пафосно это не звучало, фильм Ермека Турсунова - это Событие. И Шифр Шала ещё станет предметом обсуждения и изучения - зрительского, философского, киноведческого.

Фильм Турсунова - это пейзаж в тумане, в котором становится возможен этот треугольник мутаций: люди-овцы-волки. Люди, ставшие волками, своей смертью не умирают, так же как "бараны не умирают от старости", иронизирует Касым. И в этом закономерно проглядывает абаевский императив: Адам бол.

Туман в фильме был задуман не просто как фон, это образ и метафора нашей сегодняшней непроглядности (смутное время, "как сквозь тусклое стекло"). Призыв бекмамбетовского Дозора "Выйти из сумрака!" Турсунов перенёс на отечественную почву с искренней верой и надеждой, что туман рассеется: Оян казак.

Не бывает преображения и возрождения без жертвы. Для обновления, мира и согласия нужно чем-то жертвовать. Это закон культуры. Старик даёт нам это понять. И чтобы выжить (как любят сегодня говорить, дать ответ на современные вызовы) нам придётся жертвовать, расставаться с иллюзиями, избавляться от ложных ценностей, от лжепророков и пороков - инерции, сладкой лени, меркантильности. Хватит заниматься самообманом, играть симулякрами и подменять модернизацию утилизацией.

Добавлю к этому лишь одну мысль Ермека Турсунова как гражданина: "Есть национальная гордость и национальные комплексы. Хватит взращивать национальные комплексы, маскируя их походами в историческое прошлое, пора создавать предметы национальной гордости. Здесь и сейчас".

Эх, смалодушничал старик! Показал охотникам, где искать волчицу. Предал её. Дал возможность новым варварам превратить степь в добычу, в недра, в полигон для космических отходов, в развлекательный комплекс. Но за каждый такой шаг природа мстит, и будет мстить до тех пор, пока не поймём, что она - это наше неорганическое тело. Наше собственное тело. Так и хочется спросить этих охотников за удачей словами Сталкера: "Ну в кого, в кого вы там будете стрелять?" Не послушали и получили по полной: смерть в степи с памятником на могиле в виде мобильника, по которому уже никто не ответит и не позвонит.

Мой Бог - это степь, говорит Касым. В этой степи мазар и святое дерево, а ещё много никчёмного мусора, вроде отбросов техногенной цивилизации, уводящей от цели и смысла. Но звёздное небо Тенгри над головой и нравственный закон аруах внутри. Две вещи, способные вызвать благоговение, чем чаще мы размышляем над ними, - сказал бы другой старик Иммануил Кант. В этом, по мысли Турсунова, исток и надежда. В этом, а не в модной религиозности любого толка, пустой и фальшивой обрядности, духовной буржуазности по принципу торга с Всевышним ради получения зачёта.

Старик Касым, сыгранный, а лучше сказать, прожитый на экране Ерболатом Тогузаковым (низкий поклон за роль) - тот самый народный характер, к созданию которого всегда стремится искусство. Он получился стихийно и спонтанно (первоначально Ермек Турсунов мыслил на эту роль Асанали Ашимова или Нуржумана Ихтымбаева). Но Тогузаков, который мелькнул в "Келин" и в "Подарке Сталину" на фоне Ихтымбаева, а потом эпизодически заглянув в "Сказ о розовом зайце" и в "Коктейль для звезды", словно сказал: "нет, ребята, не про то вы кино снимаете!" Сказал и показал как надо, войдя в историю казахского кино полнокровным и знаковым образом старика Касыма.

Шал, как Дерсу Узала у Куросавы, - народный герой, кочевник-хитрован с его простодушием, юмором, искусством жизни, мудростью и отвагой.

Шарм "Шала" - в кинематографической точности лиц. Лицо старика Касыма - лицо поколения, перенёсшего все беды и лишения. Лица охотников - лица людей, переставших в погоне за наживой быть людьми и ставших волками. Лицо мальчика - чистое и невинное. Лицо волчицы (именно лицо!) - матери-природы, суровой и великодушной. И даже лицо МЧС-ника, угловатое и отталкивающее - лицо всей нашей государственной системы. Не она (система) спасет старика, а родственная душа - внук Шайтанбек, как любовно называет его старик.

Кино, если оно заслуживает внимание, всегда содержит послание. Послание посланию рознь. Можно снять болашаковскую агитку "Ради будущего", а можно "Старика". Первый фильм уже в прошлом, у второго всё впереди.

"Шал" - вторая часть задуманной Турсуновым трилогии. Первую часть, "Келин", режиссёр создавал как гимн Женщине-матери, вторую - как посвящение поколению Отцов. Впереди - "Кенже" ("Младший брат"). Ждать осталось недолго.

Поздравьте себя и своих близких, у нас появился настоящий национальный фильм. Современный и своевременный, способный стать точкой отсчёта и началом рефлексии: кто мы, откуда и куда идём. Речь о фильме Ермека Турсунова "Шал" ("Старик").

Притихли злопыхатели и радетели имиджа страны. Тот, кто злорадствовал по поводу "Келин", сменил ракурс. Любители эпатажа про пошлость и клубнички про невинность закусили губу (первый шаг осознать свою бездарность).

А всё потому, что Ермек Турсунов, который когда-то сказал, что нам нужен не "Рывок", а прорыв, сам, не осознавая того, и стал этим прорывом в казахстанском кино.

Большая часть кинозрелища и экшена сегодня это история одного преступления. Турсунов снял историю одного выживания. Казахского, казахстанского, человеческого. Историю одного предательства и искупления.

"Старик" Турсунова - это абсолютная философская притча, иносказание, в котором через частную историю проглядывает многослойное и символическое обобщение. И, если казахстанское кино последнего десятилетия по большей части - "ни сном, ни духом", то "Шал" силён и снами (а "сновидческая" природа кино и делает его искусством), и духом.

Когда-то Куросава снял "Семь самураев", а Стёрджес перенёс его на американскую почву. Так получился знаменитый вестерн "Великолепная семёрка". Турсунов интегрировал хэмингуэевский текст "Старик и море" в этно-культурный контекст казахской степи. Так появился "Старик", который, и это уже очевидно, останется в истории казахского кино.

Ветхозаветный Моисей, ведущий свой народ сорок лет по пустыне в надежде, что вымрут маовитянские женщины-разносчицы сифилиса и, главное, что народ переродится и исчезнет рабская психология, превратился в старика Касыма, коренастого сталкера степи, продирающегося сквозь холод и туман к спасительному свету своего возрождения.

Как кинопроизведение "Шал" - это образец казахского стоицизма. Замешанный на тенгрианской почве (мистике земли), он способен стать, и уже стал, нравственным кодом и шифром нации. И в этом смысле, как бы пафосно это не звучало, фильм Ермека Турсунова - это Событие. И Шифр Шала ещё станет предметом обсуждения и изучения - зрительского, философского, киноведческого.

Фильм Турсунова - это пейзаж в тумане, в котором становится возможен этот треугольник мутаций: люди-овцы-волки. Люди, ставшие волками, своей смертью не умирают, так же как "бараны не умирают от старости", иронизирует Касым. И в этом закономерно проглядывает абаевский императив: Адам бол.

Туман в фильме был задуман не просто как фон, это образ и метафора нашей сегодняшней непроглядности (смутное время, "как сквозь тусклое стекло"). Призыв бекмамбетовского Дозора "Выйти из сумрака!" Турсунов перенёс на отечественную почву с искренней верой и надеждой, что туман рассеется: Оян казак.

Не бывает преображения и возрождения без жертвы. Для обновления, мира и согласия нужно чем-то жертвовать. Это закон культуры. Старик даёт нам это понять. И чтобы выжить (как любят сегодня говорить, дать ответ на современные вызовы) нам придётся жертвовать, расставаться с иллюзиями, избавляться от ложных ценностей, от лжепророков и пороков - инерции, сладкой лени, меркантильности. Хватит заниматься самообманом, играть симулякрами и подменять модернизацию утилизацией.

Добавлю к этому лишь одну мысль Ермека Турсунова как гражданина: "Есть национальная гордость и национальные комплексы. Хватит взращивать национальные комплексы, маскируя их походами в историческое прошлое, пора создавать предметы национальной гордости. Здесь и сейчас".

Эх, смалодушничал старик! Показал охотникам, где искать волчицу. Предал её. Дал возможность новым варварам превратить степь в добычу, в недра, в полигон для космических отходов, в развлекательный комплекс. Но за каждый такой шаг природа мстит, и будет мстить до тех пор, пока не поймём, что она - это наше неорганическое тело. Наше собственное тело. Так и хочется спросить этих охотников за удачей словами Сталкера: "Ну в кого, в кого вы там будете стрелять?" Не послушали и получили по полной: смерть в степи с памятником на могиле в виде мобильника, по которому уже никто не ответит и не позвонит.

Мой Бог - это степь, говорит Касым. В этой степи мазар и святое дерево, а ещё много никчёмного мусора, вроде отбросов техногенной цивилизации, уводящей от цели и смысла. Но звёздное небо Тенгри над головой и нравственный закон аруах внутри. Две вещи, способные вызвать благоговение, чем чаще мы размышляем над ними, - сказал бы другой старик Иммануил Кант. В этом, по мысли Турсунова, исток и надежда. В этом, а не в модной религиозности любого толка, пустой и фальшивой обрядности, духовной буржуазности по принципу торга с Всевышним ради получения зачёта.

Старик Касым, сыгранный, а лучше сказать, прожитый на экране Ерболатом Тогузаковым (низкий поклон за роль) - тот самый народный характер, к созданию которого всегда стремится искусство. Он получился стихийно и спонтанно (первоначально Ермек Турсунов мыслил на эту роль Асанали Ашимова или Нуржумана Ихтымбаева). Но Тогузаков, который мелькнул в "Келин" и в "Подарке Сталину" на фоне Ихтымбаева, а потом эпизодически заглянув в "Сказ о розовом зайце" и в "Коктейль для звезды", словно сказал: "нет, ребята, не про то вы кино снимаете!" Сказал и показал как надо, войдя в историю казахского кино полнокровным и знаковым образом старика Касыма.

Шал, как Дерсу Узала у Куросавы, - народный герой, кочевник-хитрован с его простодушием, юмором, искусством жизни, мудростью и отвагой.

Шарм "Шала" - в кинематографической точности лиц. Лицо старика Касыма - лицо поколения, перенёсшего все беды и лишения. Лица охотников - лица людей, переставших в погоне за наживой быть людьми и ставших волками. Лицо мальчика - чистое и невинное. Лицо волчицы (именно лицо!) - матери-природы, суровой и великодушной. И даже лицо МЧС-ника, угловатое и отталкивающее - лицо всей нашей государственной системы. Не она (система) спасет старика, а родственная душа - внук Шайтанбек, как любовно называет его старик.

Кино, если оно заслуживает внимание, всегда содержит послание. Послание посланию рознь. Можно снять болашаковскую агитку "Ради будущего", а можно "Старика". Первый фильм уже в прошлом, у второго всё впереди.

"Шал" - вторая часть задуманной Турсуновым трилогии. Первую часть, "Келин", режиссёр создавал как гимн Женщине-матери, вторую - как посвящение поколению Отцов. Впереди - "Кенже" ("Младший брат"). Ждать осталось недолго.