counter.yadro.ru
МИКС
30 мая 2021 | 18:20

"Воспитывать детей - это вам не булки выпекать". Как әже предрекла закат коммунизма

ПОДЕЛИТЬСЯ

Из семейного архива Сулейменовой-Хамиевой З.М. Из семейного архива Сулейменовой-Хамиевой З.М.

Это было сильное поколение. Духом, моралью, принципами и верой в общечеловеческое счастье. Это поколение строило, защищало, воспитывало. Да, не все. Были и завистники, одурманенные горлопаны и отъявленные карьеристы. Сегодня мы многое узнали о них. Это они сознательно уничтожали цвет нации. Пострадали все! Боль, отчаяние, недоумение и вечный вопрос: "Почему? За что?" Остались их вдовы, дети тех выдающихся людей, которые желали самого простого - счастья народу. TengriMIX делится воспоминаниями о вдове такого человека, которая, несмотря на невзгоды и горе, жила, воспитывала и верила.


Это было сильное поколение. Духом, моралью, принципами и верой в общечеловеческое счастье. Это поколение строило, защищало, воспитывало. Да, не все. Были и завистники, одурманенные горлопаны и отъявленные карьеристы. Сегодня мы многое узнали о них. Это они сознательно уничтожали цвет нации. Пострадали все! Боль, отчаяние, недоумение и вечный вопрос: "Почему? За что?" Остались их вдовы, дети тех выдающихся людей, которые желали самого простого - счастья народу. TengriMIX делится воспоминаниями о вдове такого человека, которая, несмотря на невзгоды и горе, жила, воспитывала и верила.

"У меня, как и у всех, была әже - бабушка, әби, чоң эне, büyükanne, Großmutter. Родилась она за девять лет до ВОСР - Великой октябрьской социалистической революции. Не знаю, когда она прониклась идеями большевизма, до того, во время или после, но всю жизнь была предана им даже тогда, когда зимой 37-го, перетянутые черной скрипучей кожей энкавэдэшники забрали ее мужа, моего деда, отца моей матери и безвозвратно увели в ночную мглу.

Неистребимый запах гуталина и гулкий топот кованых сапог долго еще преследовали әже. Наверное, поэтому при виде военного офицера она крепко сжимала мою руку и держала ее до тех пор, пока не убеждалась в том, что этот военный такой же прохожий, как и сотни других людей, спешащий по своим делам. Но смятение ее и встревоженность невольно передавались и мне. Многого я тогда не понимал, но чувствовал, что не так все просто. В общем-то, идеология тут ни при чем. Нет, она есть, потому что реалии повседневной жизни ставили такие вопросы и приводили к таким парадоксальным ситуациям, что простой человек долго блуждал в поисках истины. Но для әже истина была одна: "Читай моральный кодекс строителя коммунизма", - говорила она. - Там все есть, и нечего выдумать что-то постороннее вне этого кодекса. Забегая вперед, скажу, что әже предрекала замедление строительства коммунизма, а, возможно, его полный скорый крах, если даже ее старший внук, то есть я, твердый "хорошист" и примерный пионер, игнорирует выступления Генерального секретаря ЦК КПСС и не читает утренних газет, то что уж говорить о "двоечниках" и подрастающих хулиганах! "Кому страну передавать?" - вопрос, который ее волновал по мере моего взросления, и нотки сомнения закрадывались в ее сознание, видя мое совершенное равнодушие к ходу выполнения задач текущего 5-летнего плана страны. Если бы она знала, что в это время расправлял свои крылья Первый секретарь Ставропольского крайкома партии некий Горбачев М.С. - вот с кем надо было вести политические беседы! Жаль, что они не встретились. Уверен, что әже не дала бы ему скатиться на "троцкистко- бухаринские" позиции, и история СССР не имела бы столь трагичную судьбу. Но я сейчас о другом. Я о ней глазами беззаботного внука-подростка, чье детство и юность выпали на самое благословенное время в жизни страны - с середины 60-х до середины 70-х во времена правления незабвенного Леонида Ильича. Так уж вышло, что именно мне пришлось родиться первым и стать старшим среди ее внуков, ни Алмазу, ни Ермеку, ни Олжасу, ни тем более Каринке - нашей единственной сестренке в семье - и вынести на себе все "прелести" старшего в семье с переживаниями, обидами и кажущейся мне тогда несправедливостью.

"Люди лживы, мы будем нужны всегда". Как сотрудник НКВД не поверил в проклятие Дамеш

Скажите мне, что обычно делают люди, переехавшие на новое место жительства? Правильно, устраняют недоделки строителей, моют и чистят помещения, красят, белят, вешают новые шторы и занавески, интересуются, где близлежащий гастроном. Но әже, как подобает принципиальному коммунисту, первым делом вставала на учет в ближайшей парторганизации. Так было и в Каскелене, где мама и получила свою первую квартиру. Партячейка принадлежала местному хлебозаводу. Ах, Каскелен, милый, утопающий в зелени садов и огородов теплый городишко. Тогда Каскелен славился своей барахолкой, веселыми урожаями овощей и фруктов с местного совхоза, впрочем, как и все города-спутники Алма-Аты. Встав на партучет в хлебозаводе, әже приняла активное участие во внутрипартийном строительстве столь богоугодной организации. Одобрение повестки дня заранее проходило через нее. Парторг сама лично приносила распечатанную версию к нам домой, благо, контора хлебозавода вместе с профкомами, парткомами и комсбюро располагалась в соседнем подъезде. "Производить хлеб - это вам не гайки точить и не асфальт класть", - говорила она партийным и беспартийным хлебопекам. Спросите у старожилов каскеленских, правда ли, что за период с 1968 по 1973 год качество продукции хлебозавода повысилось? И они вам ответят, да, еще как! Дети не доносили хлеб до дома - съедали все по дороге и не от голода вовсе, а от нестерпимого аромата, исходящего от булки. Благодаря комиссии, организованной әже и ее сподвижниками, коммунистами-фронтовиками, были практически ликвидированы "несуны" как класс, перестали тырить бензин и беспрестанно бухать. Объясняю, кто такие "несуны". Это такие работники предприятия, которые тащили с работы все то, что сами и производили, исходя из простой истины: все, что народное, то и мое. Если со стройки строители несли гвозди, цемент, черенки лопат, то в нашем случае хлебопеки тащили соль, дрожжи, масло, сахар, хлеб, батоны, лимонад. Всей этой анархии был положен конец! Сам директор хлебозавода откровенно побаивался әже. У мамы сохранилась фотография партактива хлебозавода. В центре сидит әже с единомышленниками, а по краям директор, парторг и их приближенные. Лица у всех вдохновленные и решительные. Еще бы! У әже была медаль "За освоение целинных земель". Поэтому качество и экономия были вопросами ее принципов и ответственности перед теми ее товарищами, кто пахали и сеяли там, в поле. Әже видела и обратную сторону всей этой целинной эпопеи, ведь на целину приезжали не только "Иваны Бровкины" с идейными комсомольцами. Фанфарами и восторженными речами встречали целинников только на перроне, а потом начинались будни с накалом трагизма уже без задорных песен и всеобщего веселья. Необустроенный быт, скудная пища, бесконечно ломающаяся техника, элементарное головотяпство начальства, суровые погодные условия приводили людей к неверию, подозрительности, к откровенному саботажу и пьянству. Вот с теми-то и пришлось әже вести долгую просветительскую работу. Поэтому выпеченная булка несла в себе для әже сакральный смысл. И цена этой булки была вовсе не 16 копеек. Әже знала истинную цену выращенного зерна!

Әже (во втором ряду справа) с женами партработников.

Я могу считать себя если не лучшим, то хорошим засольщиком бочковых огурцов и помидоров. А все потому, что всей этой технологией мы занимались вместе с әже через консультации ее подруги бабы Доры. Баба Дора и ее дочь теть Нина - поволжские немцы, депортированные в Казахстан в 30-40 годы. Сюда же попали и курды, и турки-месхетинцы с Закавказья. Вот они-то и составили ту боевую и трудолюбивую единицу, на которой и держалось все сельское хозяйство района. Әже очень уважала баб Дору. За ее грустную молчаливость, немецкое трудолюбие и доброту. Баб Дора классно пекла и часто угощала всех немецкими штруделями и булочками с маком. Это сегодня я понимаю, почему она аккуратно разрезала не съеденный хлеб на кубики и сушила их на солнце, а потом складывала сухари в мешочки. Помню и тяжелый вздох әже, когда я у нее спрашивал, зачем баб Дора так делает, на что әже отвечала, узнаешь позже. Помню и тот подзатыльник от нее, что предложил эти сухари раскидать птицам. А все потому, что баба Дора боялась, что их могут снова депортировать куда-нибудь, вот поэтому и собирала эту грустную провизию. А еще у нее был самый красивый огород! Картинка! Все овощи росли у нее как по команде и по ранжиру. Сорняки боялись ее огорода и, наверное, поэтому предпочитали размножаться на наших участках. Если бы вы знали, какие у баб Доры были бочковые помидоры с огурцами! Клянусь, я таких солений не ел больше никогда в жизни - ни во время развитого социализма, ни после его кончины, ни, тем более, в условиях дикорастущего казахстанского капитализма. И экология тут ни при чем! Просто баб Доры больше нет! Но әже как человек, ищущий и любящий учиться и познавать, смогла-таки "вытащить" бабдоринские секреты переработки овощей. Правда, әже, не привязывающая себя к стандартам, добавляла свои нововведения в маринад, придумывая известные только ей пропорции специй и травяных ароматизаторов. "Таак, - рассуждала она вслух,- балам, а теперь добавь-ка еще перца-горошка и пару листьев хрена. А теперь попробуй!" Разумеется, я был тот, кто проводил все эти вкусовые тесты через себя. Но, как бы мы с әже не меняли пропорции специй, ингредиентов, количество помидор и огурцов, у нас с ней не получалось достичь вкуса бабдоринских солений. Но бабушка не отчаивалась. И в итоге бесконечных расчетов и опробований мы с ней разработали свой рецепт. Поверьте, это вкусно, если даже сама баба Дора восхитилась ароматом наших с әже солений и попросила поделиться рецептом у әже! Это и было для нее самой большой похвалой и признанием. "Живи и твори так, чтобы люди у тебя просили рецепт!" - сказала она мне однажды. Но мы не смогли дать тот рецепт бабе Доре, потому что сами запутались, что и сколько куда добавляли и что из чего вынимали. Я вспомню его, но не скажу его вам. Выйду на пенсию, куплю пару дубовых бочек, засолю все сам и буду угощать родных и близких, ну и вас, конечно!

Партячейка хлебозавода в Каскелене, әже в нижнем ряду крайняя справа.

Потом әже получила новую квартиру в Алма-Ате в качестве компенсации за расстрелянного мужа и конфискованного имущества в 37-м. Я уже говорил об этом. На семейном совете было решено отправить меня вместе с нею на постоянное место жительства и учебы. Считалось, что уровень городского образования выше, чем не городского, да и әже нужен был кто-то рядом из своих. Разумеется, первым делом мы вместе пошли в школу. Я сдал документы, познакомился с новой "классной", а әже успешно вошла в партактив этой школы. Секретарь парткома с воодушевлением встретила әже и даже что-то сказала о том, как она рада бок о бок работать с такой активной и боевой подругой по партии, как әже, но несколько приутихла после того, как әже поинтересовалась количеством коммунистов в организации, ее национальным составом, классовой принадлежностью и морально-этическими характеристиками товарищей учителей. А слова әже на первом же выступлении на собрании партактива о том, что воспитывать и учить детей это вам не булки выпекать, стали эпическими (сказалось 5-летнее общение с каскеленскими хлебопеками), которые повторяли даже дети младших классов. Один из моих одноклассников предложил добавить эту самую бабушкину фразу к знаменитым ленинским "Учиться, учиться и учиться". Одним словом, то, что әже встала на партучет в школе, придало ей новые силы в деле, как она говорила, " внедрения социалистического самосознания в скоропортящиеся продукты". Скоропортящимися продуктами она называла молодежь, куда входил и я со школьными друзьями. Необходима революция, как-то сказала она, но не знала, с чего начать. Но повод появился неожиданно. Сидел я и ломал мозг над домашним сочинением об Анне Карениной. "Дура, - думал я, - наставила рога мужу, так что страдать-то? А я тут при чем? Пока Вронский снимал с тебя юбки, подъюбники, корсеты, рейтузы и чулки, могла уже пять раз отказаться от измены и вернуться к старику Каренину целомудренной и остаться невредимой". В это время пришла әже из гастронома. Она принесла мою любимую ряженку с рогаликами.

- Что ты там задумался у окна? Пишешь что-то? - спросила она.
- Да вот сочинение не могу досочинить, - ответил я. 
- О чем? - раздалось из кухни.
- Об Анне Карениной. 
- О! Кудай! А что о ней писать-то? И что ты можешь знать в свои 16 о женщинах? И надо ли вам это вообще? И что, эта дама входит в обязательную школьную программу? Парню через два года заканчивать школу и надо определяться с профессией! - начала заводиться әже.
- Ну да, а что делать-то? Это ж домашнее задание. 
- Иди сюда, давай поговорим. Оставь ты эту Каренину. С ней-то все ясно. Мне не ясно, задумываешься ли ты о будущем, кем будешь завтра? Оправдаешь ли ты материнское доверие завтра? Вот о чем думать надо! Почему об этом сочинения не пишите? - разливая ряженку в стакан, спросила әже.
- О профессиях мы уже писали сочинения. В четвертом классе я хотел быть революционером, негров освобождать, в пятом классе хотел быть космонавтом, в шестом - путешественником, в седьмом - водителем троллейбуса. А вот в восьмом и девятом я как-то не задумывался. 
- Ну, конечно, а зачем?! Ведь вам важнее страдания прошловековой бабы. Значит так, я помогу тебе в выборе профессии. Делаем вот что. Ты мне называешь специальности, которые более-менее привлекают тебя, а я, исходя из твоего характера и поведения, говорю, подойдут ли они тебе или нет. Давай, начинай. Да, детские профессии, как-то космонавт, мореплаватель, шпион, путешественник, пират, можешь не перечислять. Давай что-то земное и нужное.
- Ну тогда не те, что меня привлекают, а те, которые на ум придут. Например, врач-хирург, как дедушка Нургали, - начал я.
- Нет, при виде крови тебя самого надо будет откачивать из обморока. Если только врач-психотерапевт, но зачем себя грузить негативом других - сам психом станешь.
- Судья, - макая рогалик в ряженку, предложил я.
- Нет, стоит расплакаться подсудимому, ты вместе с ним начнешь плакать, да еще и всех на свободу выпустишь, прям из зала суда.
- Геолог, как дядя Абиш.
- Геолог? Хорошее дело. Но нет, бродить одному по степи. Что попало есть и где попало спать. И как дядя Абиш с поля, так сразу в пивнушку. А оттуда по бабам. Нет, не пойдет.
- Ученый-биолог, как Хадиша-апа.
- Не думаю, ты не усидишь над пробирками и микроскопами. Не мужское это дело - цветы разводить.
- Летчик?
- Нет, во-первых, опасно. Техника несовершенна пока. И мать с ума сойдет, пока ты прилетишь обратно. Во-вторых, ты ж сам не переносишь самолетные полеты - тебя начинает тошнить. Представляю летчика, которого тошнит за рулем.
- Военный.
- Никогда. Ты не для войны. Да и войны не предвидится пока. Так что не за чем время терять. А придет война - в партизаны пойдешь!
- Артист театра и кино.
- Тем более, никогда, это не профессия - это образ жизни. А жизнь у них та еще! У артиста не бывает нормальной семьи. Будешь как переходящий вымпел передаваться от одной артистичной дуры к другой, пока бахрома не провиснет (так и сказала "пока бахрома не провиснет") и выбросят потом в мусорку. К тому же на артиста надо иметь талант, способности и фактуру, то есть внешний вид. У тебя нет ни того, ни другого. Будешь болтаться в эпизодах. А потом сопьешься.
- Зоотехник, ветеринар, агроном?
- Для этого не надо было тебя тащить из Каскелена в город. Оставался бы там - ближе к сельскому хозяйству. Нет, не выйдет из тебя сельхозника. Хотя есть выход, тебе надо будет для начала жениться на сельской девочке. Будете вдвоем быкам хвосты крутить.
- Кстати, о Каскелене. Может, директором хлебозавода? - осторожно сказал я.
- Хлеб печь - это женское дело! - отрезала әже.
- Ну, я не знаю даже. Остается одно - идти в космонавты, - вздохнул я.
- Иди. Я смотрю, ты в пятом классе был намного взрослее, чем в девятом,  - унося стакан в раковину, сказала она, а потом неожиданно так,- ты знаешь, почему русские прохлопали свою родину в 17-м году? Им не о проблемах Анны Карениной надо было думать. Так и напиши в своем сочинении. 

Я так и написал. "Классная" - она же и учитель русского языка и литературы - потом приходила к әже. Они беседовали, пили чай с баурсаками и смеялись. Наверное, надо мной, а может, над Анной Карениной. А через неделю мы в классе писали сочинение на тему выбора профессии: "Почему я хочу стать им?". Полкласса ничего не написали. В том числе и я. Все честно. "Классная" осталась довольна. А әже подобрала мне профессию. Она предложила инженера-строителя. Специальность благороднейшая, востребованная и, самое главное, помощь конкретно приносящая. И еще она сказала, что трудоустроишь всех своих друзей двоечников и станете бригадой коммунистического труда, тем самым спасешь их от пьянства, безделья и разводов, а тебя наградят орденом... 

"Нурлан, барсын ба?"- звала меня әже с передней площадки автобуса, в то время как я находился на задней. Тогда еще эти правила соблюдались строго: пожилые, инвалиды, женщины с детьми входили в переднюю дверь, а все остальные беспроблемные - в заднюю, поэтому эта установка часто разлучала нас на время поездки в автобусе. Сколько раз я ей говорил, чтобы она не звала меня на весь автобус и не заставляла меня криком отвечать через головы пассажиров! Бесполезно! Если я не отвечал на ее казахский оклик, она переходила на русский: "Ты здесь или ты там?" Я молчал. Тогда весь автобус просил меня отозваться: "Нурлан, ты здесь или ты там? Ответь бабушке!" Хорошо, были кондукторы, иногда они спасали ситуацию: "Здесь он, вот он, если это он, бабушка". Но все это полбеды. Дело в том, что мы с әже по субботам ездили навестить маму и братишку в Каскелен. А свою поездку мы начинали с аэропортовских микров, где мы и жили. Микры не имели ни названий, ни имен, ни даже номеров, а странные обозначения: микрорайон "А" и микрорайон "Б". Почему этот жилмассив был засекречен, не знаю до сих пор. Так вот, добираться до Каскелена надо было на трех автобусах, и поездка занимала до трех часов. Ох, эти ЛИАЗы - сараи на колесах! Сначала надо было доехать до автовокзала "Саяхат" на 79-м или 3-м или 51-м или на 92-м экспрессе. Затем с "Саяхата" на 65-й до автостанции, а уже оттуда на рейсовом автобусе "Алма-Ата - Каскелен". Да все бы ничего, просто во всех этих автобусах встречался разный люд. И әже обращала внимание на неправильное, скажем так, поведение попутчиков. Как я молил всех богов, чтобы сегодня попались вежливые и воспитанные пассажиры, чтоб не было громкоговорящих и хохочущих, потных и плохо пахнущих, короткоюбких молодух и длинноволосых дуралеев! "Пенсионерка республиканского значения!" - громко предупреждала она всех, входя в автобус. Выжидала 8 секунд (я знаю, я засекал время), и если кто-то не уступал ей место, әже вежливо начинала "убивать" того несчастного, кто пропускал мимо ушей әжекино упоминание об ее статусе. Помню, один такой сидел себе у окна, парняга лет 25, то ли сознательно игнорируя әжекино объявление об ее статусе, то ли на самом деле увлекся пейзажами. "Ну что там за окном, как идет стройка коммунизма? Можно и мне взглянуть?" После этих слов встали с мест сразу четверо. Но того, кто уступал место без напоминаний, ожидал водопад благодарности и пожеланий из золота и серебра. Так и случилось с одной миловидной русской девушкой с глазами актрисы Евгении Симоновой, читавшей книгу. Она встала и нежно так предложила әже свое место.

"Красивый человек красив во всем и должен быть счастлив, - начала бабушка свою моральную лекцию. - Пусть будут благословенны твои родители, воспитавшие тебя, пусть обойдет тебя стороной печаль и плохие люди, пусть встретится на твоем пути тот, с кем ты будешь строить свою светлую жизнь и дашь жизнь будущим детям, которые непременно будут такими же добрыми и прекрасными, как ты! Как тебя зовут, милая?
- Света, - тихо сказала девушка.
- Вот и имя твое подходящее. И день сегодня такой добрый.
Пассажиры улыбались в этой светлой тишине. А я очарованно глядел на эту девушку с глазами Евгении Симоновой. Но на улице әже мне сказала:
- А жениться ты должен на казашке, - и добавила, - во избежание межкультурного конфликта. 

Әже с внуками, 1963 г.

Я хотел было узнать, что она имела в виду под межкультурным конфликтом, и вообще, как она крепко схватила меня за руку и быстро повела от остановки, то ли подальше от автобуса, в котором осталась Света, то ли от… Ай, не знаю от кого, одним словом, всем было хорошо в тот день. Уверен, что тот автобус с пассажирами был в тот день самый вежливый и добрый в городе. Всякие встречались в общественном транспорте - и беспросветные хамы, и отчаянные дураки. Всем им доставалось от әже! Еще на остановке она точно определяла проблемную персону. И я тоже стал неплохим физиономистом. Так и было с той теткой - вылитая сплетница с фиолетовым носом из "Вечеров на хуторе близ Диканьки" (в титрах так и обозначено "сплетница с фиолетовым носом"). "Мынау катынiн турi жаман, албасты", - предупреждала әже. Уже в автобусе эта "албасты" в очень грубой форме потребовала от одной интеллигентного вида пожилой женщины подвинуться, называя ее коровой, которая расселась тут, как у себя на диване. Женщина, как и подобает всем интеллигентам, густо покраснела и тихо ответила, что места достаточно, чтобы уместиться спокойно, и попросила эту тетку выбирать выражения. Ну эта "албасты" взвилась пуще прежнего. Разумеется, моя бабушка не вытерпела такого откровенного издевательства над человеком, который не может за себя постоять, и попросила ту заткнуться и попридержать свой поганый язык и не позориться на весь автобус, на что та с готовностью ответила, что, мол, научили вас русскому языку на наши головы. Зря она так! Я тут же пожалел эту "албасты", потому что әже сказала, что, слава богу, не у нее она училась русскому языку, а у Чехова с Пушкиным, это, во-первых, во-вторых, әже сказала, что рановато произошла социалистическая революция, надо было бы пару поколений таких дундуков еще погонять по пашне, а потом уж допустить к свободе, а к управлению государством кухарок, а равно их детей и внуков близко не подпускать, ибо гены - вещь сильная и процесс воспитания хамов долгий и трудный. Интеллигентная бабушка благодарно улыбнулась моей бабушке и также тихо произнесла, что не надо связываться с такими, мол, нервы надо беречь. На что бабушка громко заявила, вот из-за такой безмолвной интеллигенции, как эта женщина, мы уже почти 60 лет нянчимся с такими, как эта толстая злобная дура, задница которой не может уместиться даже в автобусном сиденье, и никак не можем двинуться вперед. В этот разговор втянулись все пассажиры. Мнения разделились. Причем одна половина поддерживали мою бабушку в том, что хамам надо указывать, что он хам, а другая отстаивала принципы бабушки-интеллигентки о том, что на зло надо отвечать добром. А о той злобной "албасты" народ вообще забыл. Да и не нужна была она в этой беседе нормальных людей. Так получилось, что моя әже и эта тихая бабушка выходили на одной остановке. Пассажиры провожали их аплодисментами. На остановке они познакомились. Бабушку, за которую вступилась әже, звали Ирина Николаевна, кажется. Она была врач. И все же нормальных пассажиров было больше. Я вывел следующие пропорции. При максимальной вместимости в ЛИАЗ 110 человек, из которых 25 сидячих, то количество невоспитанных на весь автобус составляло 0,5 человека. Инвалиды, беременные, матери с детьми, старики и старухи не рассматривались. Автобусные пьяные входили в число воспитанных. Кстати, пьяные всегда с удовольствием уступали место всем трезвым, а трезвые уступали всем пьяным. Эта взаимопомощь объяснялась просто. Каждый сегодняшний трезвый знал, что может стать завтрашним пьяным и тоже будет нуждаться в понимании и сочувствии. И вообще, советский пьяный человек - это хороший человек. А вот әже считала, что пить можно только фронтовикам и только им можно появляться такими в общественных местах! А все оставшиеся выпивающие категории - это форменные бездельники и жалобщики на жизнь. Наверное, она была права, а может, и нет. Нет, все-таки права, в принципе. Я ее знаю, она такая.

Когда были живы мои любимые тетушки и дядюшки, аталар мен әжелер, то мама часто устраивала дома разные семейные посиделки.

И это необязательно дни рождения или какие-то большие даты, а просто так, потому что соскучилась по родным или по просьбе әже, например. И так было во всех казахских семьях. За ночь перед семейным действом мама вытаскивала из морозилки специальные куски мяса, заготовленные для гостей, - это омыртка, жiлiк, жанбас, конечно, казы, картА. Здесь вот что. Не было и нет ни одной казахской семьи, кто бы не откладывал лучшие куски согыма для гостей. Эту магическую фразу "бұл қонақтарға сақталып тұрсын" произносили и министры, и крупные партийные деятели, профессора с академиками, и простые рабочие с крестьянами. Этот закон никогда не нарушался, и традиция свято соблюдалась в любой казахской семье поколениями. Қонақтарға также откладывались дорогие шоколадные конфеты в коробках типа "Курочка Ряба", "Птичье молоко", икра черная в банках, несколько пачек индийского чая. А еще в серванте каждой казахской семьи лежали два-три томика сборника казахских песен. Так было и у нас тогда. Так есть и у нас сегодня, вот только петь уже некому. Я помогал маме готовить все эти угощения: жарили цыплят, замаринованных в "кобре", жарили баурсаки, делали заготовки на салаты. Подготовка к мероприятию и особенно ожидание встречи с близкими были не менее интереснее, чем само непосредственное мероприятие. На следующий день собирались гости. Теть Жибек всегда приносила к чаю свой знаменитый "Наполеон", теть Галя медовый торт, а теть Хадиша угощала московскими конфетами. За столом старики рассказывали свои какие-то родовые легенды, истории, беседовали о том, о сем, шутили и смеялись. После обильной трапезы, чая и коньячка әже давала команду к началу культурной программы "Ал ендi, балалар ән айтайык". И вот тогда все вытаскивали из своих сумочек и пакетов песенники. Обычно мама с дядь Сакеном начинали застольное пение. У дяди был лирический тенор. Он хотел стать певцом, но әже запретила. Она считала, что это довольно-таки провоцирующая профессия на всякого рода веселья с женщинами, выпивкой с картами и поеданием бешбармака на выездных концертах в аулы. Тем, кто остался без песенников, мама доставала из серванта свои, и действо начиналось. Пели даже самые безголосые и молчаливые, так всем было хорошо. Песней "Бобегiм" әже завершала вечер. Ее когда-то исполняла знаменитая Жамал Омарова - одна из любимых певиц әже. Кстати, "Менің Қазақстаным" в исполнении Ж. Омаровой - лучшее и единственно правильное. Особенно сегодня ее исполнение как никогда актуально. В последней строчке Жамал Омарова делает мощный акцент на слове "Қазақстаным", после которого рука невольно сжимается в кулак, и сила духа переполняет все твое существо. Когда в 1976 году умерла Жамал Омарова, әже искренне переживала, будто сестру потеряла, вздыхала она. Да, были великие песни. Сегодня этого ничего нет. Давно нет әже, нет ни любимых тетушек и дядюшек, за столом уже собираться некому, и петь мы не можем.

Әже умерла в 1977 году. В молодости еще закончила Кустанайский Комвуз - Коммунистическое высшее учебное заведение, потом партшколу. Оттуда и началась ее активная просветительская деятельность. У нее не было больших правительственных наград. То, что оставили в покое ее саму и ее детей, и есть награда, считала она. Вся ее оставшаяся жизнь после гибели мужа была посвящена его памяти и реабилитации его честного имени. Поэтому и работала усердно и достойно, перемещаясь с одного края в другой, из района в район, одним словом, туда, куда направляла ее партия - это и организация трудфронта в аулах во время войны, это и учительство в сельских школах, это и целина. Лично знала многих выдающихся казахских деятелей государства. Все они погибли в годы сталинских репрессий. Еще в начале 30-х әже познакомилась со своим будущим мужем, моим дедом, вышла замуж, родила мою мать и моего дядю. После его ареста әже замуж не выходила. Не было никого, равного ему. И верность мужу пронесла через всю свою нелегкую жизнь. Звали их Мухамедьяр Сулейменович и Зейнеп Жагипаровна Сулейменовы".

Мухамедьяр Сулейменов, 1935 г.

Мухамедьяр Сулейменов предположительно с Мырзаби Ерназаровым (1922-1943), сыном председателя ЦИК Казакской АССР Ельтая Ерназарова. Мырзаби, будучи зам. политрука и командиром второго противотанкового орудия, героически погиб в Великой Отечественной войне.

На VIII пленуме Бейнеткорского райкома Всесоюзной Коммунистической партии большевиков, Акмолинская область, 1937 г.

Зейнеп Сулейменова во втором ряду справа. 

Мухамедьяр и Зейнеп Сулейменовы.

Автор: Нурлан Хамиев, фото из семейного архива Сулейменовой-Хамиевой З.М.

Читайте также