Бывший узник рассказал о секретной туркменской тюрьме

Бывший узник секретной туркменской тюрьмы Овадан-Депе рассказал, как отбывал наказание в закрытом исправительном учреждении, в интервью информационному агентству "Фергана".

Гельды Кяризов - один из немногих бывших заключенных Овадан-Депе, которому удалось выехать за пределы Туркменистана. В постсоветском Туркменистане он довольно известная фигура. Именно ему, отмечает издание, принадлежит ключевая роль в восстановлении поголовья ахалтекинских лошадей, ставших национальным символом страны. 

В 2001 году Кяризова заподозрили в тайных контактах с оппозицией, а позже приговорили к 6 годам лишения свободы. В августе 2006 года его перевели в изолированную от внешнего мира секретную тюрьму Овадан-Депе. Здесь он провел пять месяцев. После смерти президента Туркменистана Сапармурада Ниязова Кяризова вернули в обычную колонию, а в октябре 2007 года освободили по амнистии. В 2015 году, благодаря активной международной кампании, семья Кяризова смогла покинуть страну. 

Гельды Кяризов со своей женой Юлией Серебрянник. © fergananews.com

В интервью "Фергане" 65-летний Гельды Кяризов в подробностях рассказал о жизни в Овадан-Депе и "ужасных условиях" содержания в этой тюрьме. По его словам, крыло тюрьмы, в которое его поместили, включало два сегмента, разделенных дверью, по четыре камеры в каждом. В камере были семь сваренных из железа двухъярусных спальных нар, закрепленных в бетонном полу. Помимо Кяризова здесь содержались только двое бывших высокопоставленных чиновников.

"Камера представляла собой плохо освещенную бетонную коробку размером семь на три с половиной метров. Потолок высокий - до четырех метров. Умывальник и туалет - внутри. Во внешней стене было два незастекленных окна, закрытых железной арматурой и жалюзи из полосок металла, через щели в которых можно было смотреть только вверх. В холодные месяцы заключенные закрывали окно полиэтиленовой пленкой. Вдоль стены шла отопительная труба. Со стороны коридора каждая камера закрывалась толстой металлической дверью с глазком и окошком для раздачи пищи. За этой дверью была вторая решетчатая дверь с окошком. Двери и окошки запирались на замки и опломбировывались (на внешней двери было два замка)", - сообщает издание.

"В 6 утра - подъем. Открывается глазок в двери. Встаем, чтобы всех было видно, руки назад, один из нас докладывает: "Камера №4, три человека, дежурный номер такой-то". Завтрак - примерно в 8.00, ужин - в 18.00, отбой - в 21.00", - вспоминает Кяризов.

По словам Кяризова, "отношение со стороны солдат было ужасное, они не считали нас людьми. Для них мы были "врагами народа"... Солдаты скрывали свои имена, в нашем блоке все они были выходцами из других велаятов".

Заключенных полностью изолировали от внешнего мира. Вопреки действовавшим нормам уголовно-исполнительного права письма, передачи и свидания с родственниками не разрешались.

Общение с охранниками и заключенными других камер официально также не допускалось. Однако многие искали пути, чтобы обойти правила. Как вспоминает Кяризов, иногда через окно удавалось пообщаться с "соседями" или обменяться парой фраз с кем-то из камер, вдоль окон которых он пробегал в банный день.

Не были доступны ни ТВ, ни радио, ни даже официальная пресса. Время от времени выдавали старые журналы и книги, в основном 1930-1950 годов со штампами расформированных после распада СССР колхозных библиотек. Из-за слабого освещения после 18 часов читать было невозможно.

В отличие от узников других пенитенциарных учреждений Туркменистана заключенные Овадан-Депе имели одну "привилегию" - они были освобождены от обязанности изучать "новую священную книгу" президента Туркменистана Сапармурада Ниязова "Рухнама".

"На завтрак приносили суп из дробленых пшеничных зерен (ярма), где может быть кусочек картошки, немного лука. Изредка, раз в неделю, в нем плавала шкурка от мяса, рыбьи кости или глаза. Суп абсолютно нежирный, посуда легко моется. Солдаты, которые готовили пищу, съедали все мясные и рыбные куски… К этому добавляли чуть подслащенный чай в литровой пластмассовой кружке и срез буханки хлеба, сантиметра полтора шириной. На обед - снова суп из дробленки, на второе - каша из той же дробленки. Иногда давали рыбный суп. Зерно, доставляемое в тюрьму, ссыпали на асфальт, потом собирали веником, поэтому каша и суп почти всегда была с грязью или мелкими камешками. Однажды сказал об этом, в ответ услышал: "Жри, что дают". Хлеба отрезали 2-2,5 сантиметра. Хлеб привозили ночью и хранили в холодильнике, он промерзал изнутри, мякиш становился черным, плесневел. Ужин повторял завтрак. В обед и вечером вместо чая наливали настой из верблюжьей колючки", - вспоминает бывший узник тюрьмы.

Меню повторялось изо дня в день. После освобождения Кяризов рассказал жене, что из-за плохого питания его часто тошнило, часть еды он отдавал сокамерникам или вынужден был выливать в туалет: отказ от пищи не допускался. За пять месяцев пребывания в Овадан-Депе Кяризов потерял около половины веса - более 40 килограммов.

Посуда и ложки были многоразовые, из пластика, после каждого приема пищи заключенные их мыли и возвращали охране. Для питья и гигиенических нужд использовали воду из-под крана, почти всегда мутную или со ржавчиной, которую включали на полчаса утром и вечером. По утрам заключенные заливали воду в пластиковые баклажки и мусорное ведро. По словам Кяризова, которому один из сокамерников подарил баклажку, "считалось богатством, если у тебя на баклажку больше, чем у другого".

Когда тюремщики открывали дверь, они обычно брезгливо морщились из-за неприятного запаха, исходившего из камеры. "Мы просто там разлагались, судя по тому, как им было неприятно дышать, - вспоминает Кяризов. - Но мы-то привыкшие…".

Раз в неделю, если не было проблем с водоснабжением, заключенных отправляли мыться. При этом все было организовано так, чтобы узники из разных камер не общались и даже не видели друг друга. "Нас троих выводят, мы берем матрасы, одеяла, подушки, оставляем их на солнце, а сами бежим вдоль забора в сторону курилки на углу... Там вдоль блока бетонная дорожка, мы по ней бежим, руки сзади, смотреть никуда нельзя. Но для нас это было как отдых - ведь мы под открытым небом, без решеток и жалюзи. Специально на прогулки, как положено, нас не выводили ни разу - клянусь хлебом! На помывку давали 15-20 минут - должен успеть и искупаться, и побриться. Назад - тоже бегом. Вода в душе была только холодная. Ближе к зиме "обиженники" сварили газовую печку из старых труб, пару раз в ней что-то взрывалось, но иногда можно было помыться и теплой водой".

В банный день заключенным раздавали бритвенные станки со сменными лезвиями "Рапира", которыми они брили себе голову и другие части тела. Раз в неделю охранники приносили в каждую камеру четверть куска хозяйственного мыла, сокамерники делили его между собой, разрезая на части нитью. Этими кусками надо было и помыться, и постирать одежду. Остатки мыла забирать с собой в камеру не разрешалось.

"Примерно через месяц-полтора после моего перевода в Овадан-Депе нам сшили из зеленоватой военной ткани типа кармашков, в них - маленькие зубные щетки и мини-тюбики с зубной пастой. Паста просроченная, но раньше и этого не было. Сказали: это вам на год. Выдавали по утрам, чтобы мы чистили зубы, и после завтрака забирали вместе с посудой", - рассказал собеседник агентства.  

Раз в год заключенным полагалась новая хлопчатобумажная роба черного цвета. Нижнее белье не выдавалось, его смены тоже не было. Были только трусы и майка, в которых заключенный поступил в тюрьму. Когда они изнашивались, "дают иголку с ниткой и сам подшиваешь".

"У меня майка белая, а латать ее выдали черные нитки. Я боялся, что умру в этой майке, и, если родственники получат тело, они придут в ужас. Позже, когда представилась возможность, я все черные нитки распорол и перезашил белыми", - вспоминает Кяризов.

"Обувь тоже выдается на год. В Овадан я пришел в шлепках. Они стерлись, потому что мы много ходим по камере, ведь больше там делать нечего. Другую обувь не принесли. В обед мои шлепки забрали, "обиженники" подшили их и на вечернее кормление принесли назад", - добавляет он.

Медицинская помощь практически не оказывалась. Иногда днем приходил врач, спрашивал заключенных через решетку о проблемах со здоровьем. Входить в камеру он не имел права: "Изредка можно было получить таблетку анальгина или тримола. Как великое одолжение! К зиме мне от простуды выдали, у меня легкие слабые… Однажды, когда поднялось давление, врач дал таблетку нитроглицерина. Для диабетиков никаких лекарств не было. Говорили: "У нас еще другие зоны, пока ничего нет, фонды не открыли и тому подобное".

"Где-то в декабре (сейчас точно не помню, когда, возможно, перед готовившейся ежегодной амнистией) вдруг начали какое-то обследование: отводили в помещение к дежурному, мерили давление, пульс… Потом ходили по камерам, делали укол - всем одним шприцем, давали какие-то таблетки, сказали, что витамины, но мы побоялись их пить", - делится воспоминаниями Кяризов.

Бывший узник рассказал, что для контактов с "соседями" использовалась система условных сигналов. "Сначала смотрели через щели в жалюзи, нет ли кого поблизости. Потом обменивались условными стуками через стену... Чиркаешь камнем по стене - это значит, надо подойти к окну. Снова осматривались. Каждый кашлял, и начинали тихо переговариваться. Если слышны шаги - чих, и разговор прекращается", - вспоминает он.

Как отмечает издание, начиная с 2003 года, когда в Овадан-Депе была этапирована первая группа заключенных, и до настоящего времени судьба большого числа узников этой тюрьмы определяется не законами, а специальными секретными указаниями руководства страны. 

"Десятки политических заключенных, включая известных в Туркменистане общественных и государственных деятелей, уже погибли здесь. Некоторым, по поступающим сведениям, "продлевают" сроки по сфабрикованным обвинениям - возможно, в попытке скрыть мрачные тайны Овадан-Депе. Лишь активное международное давление может предотвратить новые жертвы", - говорится в статье. 

Тюрьма Овадан-Депе (в переводе на русский язык название означает "Живописный холм") находится в 70 километрах северо-западнее Ашхабада, в пустыне Каракумы, недалеко от одноименного населенного пункта и железнодорожной станции. Тюрьма состоит из шести железобетонных блоков в форме буквы "Ж", в каждом из которых имеется по 26 камер. Окружена тремя кольцами ограждения. Была создана режимом Сапармурата Ниязова для изоляции оппозиционеров, крупных чиновников, попавших в опалу, а также людей, обвиняемых в ваххабизме.