Лев

Сегодня исполняется 85 лет со дня рождения известного государственного и общественного деятеля, крупного организатора науки, легендарного ректора флагмана казахстанских вузов советской эпохи – КазГУ академику Умирбеку Арыслановичу Джолдасбекову, почитаемого и ласково прозванного студентами "Дядюшка Джо". Предлагаем Вашему вниманию эссе Мухтара Кул-Мухаммеда "Лев" об этом уникальном человеке и феноменальной личности.

Если я гореть не буду,
Если ты гореть не будешь,
Если мы гореть не будем,
Кто тогда рассеет мрак?

Назым Хикмет,
турецкий поэт

Академик Умирбек Арысланович Джолдасбеков всем своим существом и всей своей судьбой был достоин того, чтобы быть прозванным человеческим львом.

Мощная, словно высеченная из гранитной глыбы фигура. Обрамленная гривой густых, черных, чуть вьющихся волос круглая голова на крепкой шее. Ладно скроенные широкие плечи, выдающие в своем хозяине человека открытого и отважного. Гордая грудь, всегда готовая прокладывать крепкому телу путь повсюду, куда бы оно ни повернулось. Добавьте к этому выпуклые виски, а под ними холеное со здоровым румянцем лицо - и у вас не останется сомнений в том, что именно так и должен выглядеть настоящий светский лев. И его отчество также оттеняло, подчеркивало его внешность ("арыслан" в переводе с фарси означает "лев").

Именно таким я впервые увидел его в 1977 году. В этом образе я его и запомнил на всю свою жизнь.

В ту пору и без того знойный месяц август становился жарким не только в прямом, но и в переносном смысле: после июльского нашествия абитуриентов во всех алматинских вузах подводились итоги вступительной экзаменационной кампании. Шла третья декада последнего месяца лета, когда в один из его дней в большом актовом зале главного корпуса Казахского государственного университета решалась судьба большой группы жаждущих знаний юношей и девушек, мечтавших получить высшее образование в головном вузе республики.

Главный корпус университета когда-то был зданием Дома правительства Казахской ССР, и его стены помнили много тайн, легенд и ожесточенных дискуссий, в ходе которых возносились и низвергались авторитеты и решались судьбы не только отдельных людей, но и целого народа. Пространство у парадного подъезда было буквально запружено абитуриентами. Наконец нас пригласили в большой актовый зал, мы расселись за аудиторские столы и с волнением начали поглядывать на дверь, откуда вот-вот должны были появиться вершители наших судеб. Вскоре послышались голоса деловито переговаривавшихся на ходу людей, а затем в зал стремительно вошли ректор и декан факультета. Мы дружно встали.

Богатырского телосложения ректор удивительно быстро и грациозно поднялся по ступенькам на трибуну и несуетно воссел в центре президиума. Чуть погодя по левую руку от него присел декан факультета, к тому времени ставший знакомым и привычным для многих из присутствующих в этом зале.

Здесь и сейчас в руках этих двоих - судьба всех нас, все то беспокойное лето находившихся между надеждой и сомнением. В те минуты на лицах тех двоих в президиуме читалась печать особой суровости.

Когда ректор заговорил, первое, что бросилось мне в глаза, - это его основательность, местами переходящая в скрупулезность. Кто-нибудь другой на его месте мог бы рутинно зачитать список зачисленных (вопрос-то в принципе решенный) и, исполнив эту формальность, с легким сердцем отправиться по другим неотложным делам. Ректор Джолдасбеков вел себя по-иному: он громко, внятно и безошибочно зачитывал каждую фамилию, по необходимости задавал вопросы декану, а потом терпеливо и внимательно выслушивал мнение своего собеседника. Наконец очередь дошла до моей фамилии.

- У вас есть вопросы к этому молодому человеку? - поинтересовался он у декана. Услышав его "нет", он поднял на меня глаза и произнес:

- Вы зачислены.

В тот миг этот суровый и недоступный как небожитель ректор показался мне самым добрым и справедливым человеком на белом свете. Пройдет время, и по мере своего возмужания я все больше стану убеждаться в том, что мое юношеское впечатление не обмануло меня, и этот настоящий джентльмен с гордой осанкой и властным баритоном - в действительности человек открытой души, демократичных нравов, независимых взглядов и большого, заботливого сердца. И с того августовского дня, когда Умирбек Арысланович дал мне путевку в жизнь, он из года в год и на всю последующую жизнь становился для меня одним из самых близких людей на этой земле.

Все выпускники КазГУ в годы ректорства Джолдасбекова имеют право считать себя счастливыми людьми и быть благодарными судьбе за то, что время нашего студенчества пришлось на 70-80-е годы, когда КазГУ был в апогее своей славы. Велика была в этом заслуга профессорско-преподавательского состава университета и прежде всего - его львоподобного ректора. В то время нам, студентам-первокурсникам, даже пятидесятилетние казались стариками, а сейчас я подсчитываю и просто диву даюсь: ведь когда Умирбек Арысланович возглавил единственный во всей республике Казахский государственный университет имени С. М. Кирова (Карагандинский университет открылся только в 1972 году), ему не исполнилось даже сорока лет!

В 70-е годы, когда народ, залечив раны Великой Отечественной, уже четверть века жил мирной жизнью, в различных отраслях науки советского Казахстана трудилось немало вполне заслуженных и именитых докторов и профессоров. И для общественности было полной неожиданностью, когда ректором единственного на всю республику университета был назначен молодой 39-летний Джолдасбеков, тогда еще всего лишь кандидат наук. И это после таких "гигантов", как Т. Тажибаев, А. Закарин, Т. Дарканбаев. Но время показало, что этот выбор оказался верным, прозорливым и плодотворным.

Несмотря на свою молодость, до своего прихода в университет Умирбек Арысланович успел пройти неплохую школу жизни и профессионального роста.

Окончив самый элитный вуз Советского Союза - Московский государственный университет, он последовательно работал в Казахском технологическом институте, а затем в Казахском политехническом институте преподавателем, доцентом, заведующим кафедрой, деканом, проректором; прошел все стадии работника высшей школы, повсюду демонстрируя яркий потенциал своего будущего роста.

Обычное дело, когда факелом освещают темноту. Но когда встречаются два светила, они освещают свое окружение особой, благородной аурой. Такая встреча, обозначившая крутой поворот в судьбе молодого ученого, произошла в 1970 году. Да, в тот год, когда Джолдасбеков был назначен ректором, в Казахском политехническом институте защитил докторскую диссертацию Аскар Кунаев, младший брат тогдашнего первого руководителя Динмухамеда Кунаева, и по такому случаю был устроен роскошный банкет. Обладающий даром в мановение ока становиться душою компании, Умирбек был тамадой на том вечере. Молодой энергичный кандидат наук, одинаково красиво говорящий на двух языках, являющийся учеником корифеев МГУ и прошедший путь от простого преподавателя до проректора главного технического вуза республики, он понравился Димашу Ахмедовичу сразу. Привыкший тщательно взвешивать каждое слово и отмерять каждый свой жест, в конце вечера Кунаев с особой благодарностью пожал руку тамаде и сказал, обращаясь к брату: "Силен твой Джолдасбеков". Это лаконичное признание и осветило тот победоносный путь, по которому Умеке вскоре проследует на пост ректора университета.

Джолдасбеков поднял КазГУ, а КазГУ поднял Джолдасбекова. Вместе с суперсовременным по требованиям того времени университетским городком, возникшим в живописных предгорьях Алатау, рос и молодой ректор.

Сейчас мы живем в век свободы, когда нет тех ограничений и запретов, что сковывали по рукам и ногам поколения наших отцов. И странствуя по миру, бывая в разных частях и уголках света, я успел повидать немало учебно-научных центров и университетских городков. Сегодняшним студентам может показаться, что все это было всегда. Если учесть то, что история некоторых западных университетов насчитывает по нескольку сотен лет, отдельных - около тысячелетия, а истории КазГУ-града - всего 35, становится весьма показательным то, за какой короткий отрезок времени он был построен.

Созданный по западному образцу университетский городок КазГУ стал единственным в своем роде не только в Казахстане, но и в масштабе всего СССР. Инфраструктурой, подобной казгуградовской, не могли похвастать даже самые примерные и образцовые в СССР Московский и Ленинградский государственные университеты: их учебные корпуса и общежития были разбросаны по центральной части города в шуме, суете и других известных неудобствах жизни мегаполиса. Точно так же обстояли дела у университетов большинства союзных республик.

Всемирно известные университеты Великобритании - Оксфорд и Кембридж расположены не в столице страны, а в двух малых городах, носящих те же названия. В заложенном еще до рождения Чингисхана Оксфордском университете в наше время функционирует 7 факультетов и 39 колледжей, где обучается около 17 тысяч студентов и трудится свыше 7 000 профессоров, преподавателей и других сотрудников. А большинство 170-тысячного населения города занято на обслуживании университета. Примерно в таких же параметрах организована жизнедеятельность Кембриджского университета.

Общепризнанный флагман мирового университетского движения - Гарвардский университет и самый прославленный из американских технических вузов - Массачусетский университет расположены в городке Кембридже, стотысячном пригороде Бостона.

Вытекающий из этого вывод: все знаменитые университеты Запада находятся не в крупных городах, политическая и социальная жизнь которых в зависимости от общей ситуации в государстве бывает бурной и изменчивой, а в уютных и компактных предместьях таких городов. В основе такой организации лежит цель создать наиболее благоприятные условия для того, чтобы студенты безмятежно предавались учению, близко и насыщенно общались друг с другом и, если хотите, - чтобы учитель и ученик всегда были на виду друг у друга. Конечно, в Казахстане, на территории которого свободно разместилось бы десять Великобританий, земли предостаточно, поэтому, с учетом низкого уровня урбанизации, для нашей страны не было такой необходимости, чтобы университетские городки строились вдали от крупных городов. Вот почему 35 лет назад под строительство университетского городка в Алматы была выбрана покрытая садами и рощами тогда еще пригородная зона на берегу речки Есентай, упирающаяся в своих южных границах в предгорья Заилийского Алатау.

Итак, в августе 1970 года Умирбек Арысланович Джолдасбеков был назначен на должность ректора Казахского государственного университета. Пришел и своим громовым, как раскаты горной реки, голосом разрезал сонную заводь, принявшись перенаправлять жизнедеятельность университета в совершенно новое, свежее русло. С этого дня у коллектива вуза открылись второе дыхание, новое осознание своего статуса, смелые идеи и подходы к организации учебно-воспитательного процесса, славная страница в биографии, и жизнь в университете закипела ключом.

Свою службу на руководящем посту молодой ректор в прямом и переносном смысле начал от основания, с фундамента: разыскал принятое ЦК Компартии Казахстана и Советом Министров Казахской ССР постановление о строительстве университетского городка, принятое еще в 1966 году, но с тех пор бесполезно пылившееся, пожелтевшее и начавшее забываться, и разработал диспозицию по его полнокровной реализации. Отряхнув с него пыль и пересчитав давно устаревшие цифры, он добивается, чтобы на этой основе было принято новое постановление Правительства - о начале строительства университетского городка КазГУ с декабря 1970 года. Благодаря безошибочно математически рассчитанной, а потому последовательной пробивной силе Джолдасбекова под этот проект в пригороде Алматы было выделено 90 гектаров земли. Столь же стремительно закипели строительные работы по возведению городка. Темпы строительства были высоки настолько, что когда мы в 1977 году поступили в университет, в КазГУграде уже было сдано в эксплуатацию построенных по лучшим архитектурным проектам того времени свыше 10 пятиэтажных общежитий и учебно-лабораторный корпус биологического и географического факультетов. А за годы нашей учебы в 1977-1982 годах буквально на наших глазах выросли и справили новоселье новые корпуса юридического, философско-экономического, журналистики, филологического, исторического факультетов и взметнулось ввысь 18-этажное административное здание университета.

Рассматривая в эти дни генеральный план КазГУграда, невольно поражаешься тому, насколько тщательно продуман и капитально проработан он был, как исходя из потребностей своего времени, так и с учетом перспективы дальнейшего роста.

Во-первых, университетский городок рассчитан на то, чтобы в нем одновременно могли обучаться 15 тысяч студентов. Для сравнения, в те самые годы в упомянутых выше Оксфорде и Кембридже обучалось примерно столько же студентов.

Во-вторых, в городке созданы все условия, чтобы наряду со студентами полноценно трудилось около семи тысяч профессоров и преподавателей. В пересчете получается, что на двух студентов приходилось по одному преподавателю, и о такой роскоши всем остальным и вместе взятым вузам Советского Союза оставалось только мечтать.

В-третьих, городок был построен в виде целостного и самодостаточного универсального организма, где все необходимое для жизни можно было найти, не выходя за его пределы. В годы ректорства Джолдасбекова здесь была построена и введена в эксплуатацию студенческая столовая на 800 мест (с тех пор таких крупных комбинатов общественного питания в республике не построено вплоть до сегодняшнего дня), спортивный комплекс с футбольным полем и тренировочными залами для разных видов спорта, кинотеатр, аптека и даже кафе, запроектирован Дворец студентов на 1 800 мест и библиотека с книжным фондом более 5 миллионов единиц.

В-четвертых, при приоритетном внимании к студентам не были забыты и аспиранты, преподаватели и профессора университета. Для аспирантов было построено общежитие семейного типа, для преподавателей - 6 жилых домов плюс специальный ясли-сад для их детей. Это не преминуло сказаться на притоке кадров: сотни талантливых ученых и опытных преподавателей со всех уголков Казахстана, с нерешенными жилищными проблемами, устремились потоками в Казахский университет, где надежды многих улучшить свой быт в основном оправдывались.

В-пятых, наряду с заботой о профессорско-преподавательском составе повысились требования к их квалификационному уровню. В результате, если в 1971 году в университете работали 52 доктора и 309 кандидатов наук, то в 1986 году - свыше 30 академиков, около 200 докторов и 700 кандидатов наук.

В-шестых, сам будучи представителем технической профессии, ректор основательно обновил материально-техническую базу университетских кафедр и лабораторий и укомплектовал их новейшей техникой. Так, по данным профессора А. Лукьянова, не одна, а целых две электронно-вычислительные машины БЭСМ-6 каждая стоимостью по одному миллиону рублей (в то время на два миллиона советских рублей можно было приобрести 400 автомобилей "Жигули") были закуплены для университета именно при Джолдасбекове. В целом за 70-80-е годы приобретено и смонтировано много другой аппаратуры и оборудования на десятки миллионов рублей. Благодаря такой системной модернизационной и инновационной деятельности существенно возросла конкурентоспособность отечественной науки, и, например, в 80-е годы ученые КазГУ получили 26 иностранных патентов, зарегистрированных в таких высокоразвитых странах, как США, Великобритания, Франция, ФРГ, Нидерланды, Финляндия, не говоря уже о высоком признании этих разработок и изобретений внутри СССР.

В-седьмых, в годы ректорства Умирбека Арыслановича университет стал авторитетным международным учебно-научным центром, куда с удовольствием прибывала получать высшее образование талантливая молодежь из стран Восточной Европы, Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока, а также Индии и Пакистана.

Вот каким образом благодаря неустанным трудам энергичного ректора КазГУ стал в 70-80-е годы фактически третьим по значимости вузом Союза после МГУ и ЛГУ. В доказательство этому достаточно вспомнить, что, например, Совет по защите докторских диссертаций по специальности "теория машин и механизмов", в котором в свое время председательствовал Джолдасбеков, до этого существовавший только в Москве и Ленинграде, третьим по счету во всем СССР был открыт в Алматы, в КазГУ. А ведь в течение многих десятилетий до этого Алматы в части технических наук никогда не входил в первую тройку и во всесоюзных рейтингах не смел опережать такие мощные университетские города, как Киев и Новосибирск.

...Моему знакомству с Умирбеком-ага, сначала состоявшемуся щедрой урожайной порой августа 1977-го, а потом перешедшему в добрые отношения учителя и ученика, суждено было продлиться до последнего его дня на этой земле.

Сейчас я вспоминаю, что в студенчестве я имел с ним три достаточно теплые и откровенные встречи.

Каждый раз с наступлением апреля, когда деревья распускаются нежной листвой, газоны радуют глаз нарядными коврами первоцветов, а с волнами теплого ветра по городу разносится пьянящий аромат наступившей весны, улицы Алматы наполняются радостными голосами и беззаботным смехом молодежи. Именно в эту светлую и мечтательную пору проходил в Алматы ежегодный фестиваль "Студенческая весна". Как всегда, лидировал на фестивале и задавал ему тон, конечно же, КазГУ. Еще бы не лидировать: к студенческому творчеству в КазГУ относились всерьез, и, например, еще в те годы состоявший из 120 исполнителей студенческий оркестр казахских и русских народных инструментов и ансамбль национального танца были удостоены высокого и обычно присваиваемого лишь профессионального уровня коллективам звания народного. И это неудивительно, потому что, согласно заведенному правилу, каждый студент КазГУ, кроме своего основного труда - учебы, был обязан заниматься, как минимум, одним видом искусства и спорта.

Поскольку ближе всего была для меня литература, с первого же курса я записался в драмкружок. По предложению режиссера студенческого театра мы выбрали для постановки пьесу "Звезда Вьетнама" какого-то малоизвестного драматурга по фамилии И. Куприянов. Мне досталась роль американского летчика по имени Фрэнк. Поскольку коллектив студенческого театра выдвигался на звание народного, на генеральную репетицию спектакля, проходившую в актовом зале факультета механики и прикладной математики, соизволил прийти сам ректор университета. С самого начала представления ректор что-то горячо обсуждал с сидевшим рядом проректором, перебирал кипу каких-то бумаг, но в то же самое время успевал зорко отслеживать ход сценического действа. После репетиции он подошел к нам и неожиданно для всех нас завел удивительно познавательную беседу об искусстве театра и драматургии, в которой он проявил себя не только как интересный рассказчик, но и как истинный театрал. Мы были поражены искусствоведческой эрудицией ректора-механика, основанной не только на книжно-журнальных знаниях, но и на личных зрительских впечатлениях и оценках.

Великолепно знающий репертуар Большого театра 50-х, он с упоением рассказывал нам о знаменитых вокалистах И. Архиповой, Г. Вишневской, И. Петрове, о балетных виртуозах Г. Улановой, О. Лепешинской, М. Плисецкой, М. Лиепе, не забывая уточнять вплоть до того, кто из них когда какую партию исполнял и насколько был в ней силен. Распалив наше воображение и сконцентрировав на себе наши восхищенные взоры, он как бы между прочим подбросил идею: "Быть может, вам правильнее было взяться за постановку музыкальной драмы. Ведь это намного ближе нашему народу".

Но потом продолжил свою речь увлекательным рассказом о постановках и актерах знаменитых московских театров - МХАТа, Малого театра и Театра имени Маяковского.

И вновь, беззаветно поделившись воспоминаниями и впечатлениями своих молодых лет, он вернул нас в проблематику дня сегодняшнего:

- Где вы откопали эту пьесу? Война во Вьетнаме уже окончилась. И тема устарела, бесспорно. Но главное, что пьеса довольно слаба в художественном отношении. Вам нужно поставить "Волчонка" Калтая Мухамеджанова. Там бы вы сыграли самих себя. Вот так-то, ребятки. На следующий год, смотрите, не оплошайте, - подытожил он разговор и, попрощавшись со всеми салютующим жестом правой руки, повернулся и зашагал к выходу.

Так уж устроена молодость, что она очень часто не способна оценить своевременно, по достоинству и во всей полноте лучшие качества старшего поколения. Самонадеянно забывая о том, что история есть единство и преемственность поколений, молодежь склонна обвинять и попрекать предыдущие поколения за все несовершенства мира. Но каково же бывает наше разочарование, когда, достигнув их возраста, мы вдруг обнаруживаем, что в иных из нас нет даже малой толики того преклонения перед науками и искусствами, той универсальной и вечно ищущей любви к прекрасному и того аристократизма духа, которые были присущи старшему поколению.

Некоторые обстоятельства и подробности присущего Умирбеку Арыслановичу вечного самовоспитания в культуре я впоследствии узнал из воспоминаний его супруги Майи-апай о первых годах их совместной жизни: "В свободное время Омирбек отправлялся на станцию Москва-Товарная, где, разгружая вагоны, зарабатывал неплохие деньги. Благодаря этому мы были сыты и одеты, а по субботам и воскресеньям посещали музеи, совершали загородные поездки по историческим местам, не пропускали спектакли и концерты. Умирбек покупал самые дорогие билеты на первые ряды и лучшие в зале места".

В следующем году мы, последовав совету нашего ректора, поставили пьесу Калтая Мухамеджанова "Волчонок под шапкой". Под режиссурой тюзовского актера Жаксыбека Курманбекова (я - ассистент режиссера) роль Марфуги сыграла Салтанат Айбергенова, Сунгата - Бейбит Сапаралин, Арыстана - Нурторе Жусип, Бекена - Сагатбек Медеубеков. Выступив с успехом и вызвав в студенческой среде много веселья и восторгов, мы вышли победителями, завоевав Гран-при городского конкурса.

Вторая моя встреча с ректором произошла зимой 1979 года. Поясню, что зимние месяцы в КазГУ - это разгар спортивного сезона, когда ребята, все лето пропадавшие в студенческих строительных отрядах, а осенью - в студенческих сельскохозяйственных отрядах, к середине зимы входят в хорошую физическую форму, и повсюду разворачивается борьба за первенство в различных видах спорта. В один из таких дней мы, обливаясь потом в тренировочном зале, напряженно готовились под руководством главного тренера университета по самбо Темирхана Мынайдаровича Досмуханбетова к предстоящей городской спартакиаде. Неожиданно открылась дверь, и в сопровождении заведующего кафедрой физического воспитания С. Л. Либермана в зал вошел ректор университета.

Мы тут же прервали тренировку и обратили свои взоры к высокому начальству.

- Так, батыры, как ваши дела? Когда вас тренирует Темирхан, то нет никаких сомнений, что городской чемпионат вы выиграете одной левой. Но нам нужно больше - нужны чемпионы СССР, Европы, если хотите, чемпионы мира. До сего дня ни один казах не выиграл по самбо ни кубок мира, ни кубок Европы. Выйдут ли такие чемпионы из твоих подопечных, Темирхан? - сказал ректор, здороваясь за руку с главным тренером.

- Сделаем, Умирбек Арысланович. Обязательно выйдут, - с улыбкой и уверенностью ответил Темеке.

В этот момент ректор неожиданно предложил:

- А ну-ка, давайте тряхнем стариной, - сказав так, скинул костюм, снял туфли и вышел на борцовский ковер.

Выкатив от изумления глаза, мы, студенты, попятились назад и сгрудились у кромки.

Ректор, не спеша обведя нас оценивающим взглядом, остановил свой выбор на Зиядине Исабекове, в котором, мы знали, весу было свыше 100 килограммов:

- Ты здесь самый крупный и, пожалуй, самый сильный борец. Иди-ка сюда.

Грузно и чинно ступая по ковру, Зиядин, чуть склонившись, пожал руки ректору, потом отступил на полшага назад и застыл в готовности.

Не зря говорят, что все познается в сравнении: ректор, обычно представлявшийся нам гороподобным, был значительно ниже ростом нашего Зиядина.

Но ректору это нипочем. Двинувшись вперед на соперника, он захватил Зиядина обеими руками за рукава куртки около плеча и с силой потянул на себя. Затем тут же отвел левую руку противника вниз - от себя и, притянув правую руку Зиядина к себе на плечо, резким разворотом бросил его на ковер. С легкостью пушинки, совершив грациозный "космический" полет, наш семипудовый гигант неожиданно оказался лежащим на матах. Этот бросок в самбо называется "проворот через руку "уходом".

Обрадовавшись именно такому исходу поединка, Зиядин быстро вскочил с ковра и снова пожал руки ректору.

- Чувствую, что ты проявил уважение к старшему. Спасибо, айналайын. Удачи тебе! - поблагодарил его ректор, обнимая и похлопывая по плечу, а затем обратился к Темирхану Мындайдаровичу:

- Ну что ж, Темеке, сегодняшнее твое обещание я теперь не забуду, даже если ты успеешь забыть.

Его он тоже обнял и попрощался крепким мужским рукопожатием. Уже на выходе он с озорной улыбкой сказал Темирхану:

- Чидаоба!

- Понял, понял, - согласно закивал Темеке.

В отличие от них, многие из нас не поняли абсолютно ничего.

После неожиданного, словно в каком-то сюрреальном сне, визита ректора мы все еще стояли как вкопанные, раздумывая, верить или не верить глазам своим, а Темирхан Мынайдарович уже разъяснял нам подоплеку состоявшегося разговора:

- В молодости Умирбек Арысланович был чемпионом Москвы по самбо. Но во времена его учебы, то есть в 50-е годы, международные соревнования по самбо не проводились. Самый первый в истории чемпионат Европы состоялся лишь в 1972 году. Если бы этот вид спорта получил международное признание пораньше, то, кто знает, быть может, нашему ректору довелось бы стать победителем не одного авторитетного первенства. И за услышанными вами пожеланиями ректора стоит его давняя юношеская мечта. Осуществить ее - долг вашего поколения. К тому же мы только что дали обещание. А обещание - это слово джигита, которое надо обязательно исполнить.

Мы поинтересовались, что означает то странное слово, которое он произнес уходя.

- А, ну в этом нет никакой тайны. Самбо - самое молодое из боевых искусств. Его основы заложены сравнительно недавно, в 30-е годы. Основоположник самбо А. Харлампиев с целью сбора разных техник и приемов борьбы изъездил весь Советский Союз и изучал национальные виды борьбы. Если хотите знать, система самбо вобрала в себя и немало элементов и нашей национальной борьбы казакша курес. А грузинская национальная борьба называется чидаоба. Прием, проведенный ректором на ваших глазах, взят из этой самой чидаобы...

Темирхан Мынайдарович слово свое сдержал. В 80-е годы он вырастил целых двух чемпионов мира - Мадлена Калиекова и Айтжана Шангараева, которые прославили на всю планету не только КазГУ, но и весь Казахстан. Наш друг Зиядин стал неоднократным чемпионом Казахстана и одержал ряд ярких побед на всесоюзных соревнованиях. Что касается самого Т. М. Досмуханбетова, то еще в молодости удостоенный звания мастера спорта международного класса по самбо, впоследствии он стал заслуженным тренером Казахской ССР и СССР, а с обретением нашей страной независимости дважды назначался министром туризма и спорта Казахстана.

Третья моя встреча с ректором состоялась, когда я перешел на последний, выпускной курс университета. Наделав делов по горячности юности, я заработал себе серьезное дисциплинарное взыскание, и перед ректором предстал провинившимся. "Взыскание" - это еще мягко сказано, вопрос стоял о моем отчислении из университета.

- Так, что произошло, рассказывай. Говори только правду, - сказал ректор, обжигая меня огнем своего гнева.

Я без утайки рассказал о том, как мне пришлось призвать к порядку одного задиру, злословившего в адрес подруги моей невесты.

То ли моя правда впечатлила его, то ли ему вспомнилось о чем-то, ректор поднялся из кресла, прошел к окну, что по левую сторону кабинета, и едва слышно, словно разговаривая с самим собой, произнес:

- Похожая история произошла когда-то и со мной.

А потом метнул на меня взгляд и сказал:

- Твой наставник Темирхан Мынайдарович тоже заступается, просит за тебя. Но впредь намотай на ус - не размахивай кулаками направо и налево только на том основании, что они принадлежат тебе. На первый раз прощаем тебя. Повторится - обижайся на себя самого. А сейчас ступай к своему декану.

С этими словами он выпроводил меня из своего кабинета.

Голос ректора был резок и властен, но вынесенный им вердикт оказался для меня равноценен по-отечески заботливой ласке.

Смысл той фразы, произнесенной ректором у окна, я постиг много лет спустя. Оказывается, в годы учебы Умирбека Арыслановича в Москве с ним действительно произошел такой неприятный случай. Дело было в трамвае, когда какие-то недалекие обыватели ни с того ни с сего набросились на ехавших в салоне девушек-казашек и принялись оскорблять их национальное достоинство. Гордый Умирбек заступился и воздал негодяям по заслугам. Но те пожаловались, и над Умирбеком нависла угроза изгнания из рядов ВЛКСМ и отчисления с учебы. Для выяснения "хулиганской" биографии студента Джолдасбекова был даже сделан запрос в Чимкентский горком ВЛКСМ, причем за подписью не какого-нибудь мелкого комсомольского "шишки", а самого первого секретаря Московского горкома ВЛКСМ Сизова. Но, по свидетельству возглавлявшей в то время Чимкентский горком комсомола Таджигуль Серикбайкызы, вопреки предвкушениям московских товарищей, в ответ на их запрос в Москву полетела бумага, характеризующая Джолдасбекова У. А. лишь с положительной стороны. Только после этого готовившаяся расправа захлебнулась. Так молодой Джолдасбеков почти чудом был оставлен на учебе и в рядах ВЛКСМ. Случись иначе, трудно было бы представить его будущее.

В 1982 году мы получили в руки дипломы, подписанные ректором-львом, и разлетелись из своего большого гнезда под названием КазГУ.

А в 1986-м произошли декабрьские события, которые потрясли весь Союз.

На страницах издаваемых в Москве центральных газет "Правда", "Известия", "Комсомольская правда" один хлеще другого стали появляться убийственные материалы, "разоблачающие" казахский национализм. Вскоре после событий в Казахстан была снаряжена карательная комиссия во главе с членом Политбюро ЦК КПСС М. С. Соломенцевым, с прибытием которой в республике началась настоящая репрессия.

"Второй 37-й" и "малые репрессии" как обобщенные характеристики того безвременья - отнюдь не только метафоры. Согласно документам и сведениям, извлеченным из архива университета, только в КазГУ за участие в декабрьских волнениях были отчислены 270 студентов, а 5 студентов были осуждены и наказаны лишением свободы на сроки от 3 до 7 лет.

Как потом рассказывал сам Умирбек-ага, фактические цифры участия студентов в волнениях могли оказаться намного выше. Дело в том, что когда сотрудники КГБ с толстенными фотоальбомами в руках рыскали по факультетам с целью выявления еще не задержанных участников демонстрации, ректор через верных деканов сделал так, чтобы отдельные, явно попадающие в "группу риска" студенты под разными благовидными предлогами и формулировками вроде "по состоянию здоровья", "в связи с неуспеваемостью", "в связи с семейным положением" были отправлены в академические отпуска. Позднее, когда преследования пошли на убыль, почти все они благополучно вернулись в университет.

"КазГУ - рассадник национализма, пора навести здесь порядок". С таким заявлением главный кремлевский эмиссар-палач Соломенцев принялся вымещать на университете всю свою злобу. Ректор университета У. Джолдасбеков и декан факультета журналистики Т. Кожакеев были исключены из рядов КПСС и изгнаны с работы. Причем сделано это было не в виде разовой рабочей процедуры, а в форме целенаправленной и долговременной кампании, когда в республиканской прессе появилась целая серия "разоблачительных" материалов с кричащими заголовками вроде "За что исключен из партии Джолдасбеков".

Восемьдесят (!) раз гиены скопом осаждали Льва, беря его под следствие, но, даже сбившись в огромную стаю, они так не смогли его одолеть. Даже загнанный в угол, оклеветанный и истерзанный Джолдасбеков не давал себя в обиду, вставал на дыбы, оборонялся изо всех сил и, раскидывая своих недругов, расчищал себе дорогу.

Выражаясь словами Абая, "сражаясь на беспутье против тысяч", он, тем не менее, не был оставлен в одиночестве. В трудную минуту с ним были старшие и младшие современники - такие, как всегда стоявший на дороге правды академик Зейнолла Кабдолов, и такие верные и последовательные ученики, как профессор Бахытжан Жумагулов.

Только такой истинный потомок Махамбета, как профессор Зейнолла Кабдолов, мог иметь храбрость, чтобы на партийном собрании, где У. Джолдасбекова исключали из партии, сказать во всеуслышание:

- Умирбек Арысланович - это явление. Его не осуждать, а благодарить нужно!

Не выдержав, как на глазах у всех творится явная несправедливость, профессор С. Либерман раскрыл на виду у комиссии университетский телефонный справочник и гневно произнес:

- О каком национализме вы говорите?! Дорогие мои, посмотрите сюда: Пуриц, Шварцман, Генкин, Горенман, Слуцкий, Розенфельд, Агучевич, Сперанская, Миркин, Ульман, Либерман. Ни в одном казахстанском вузе не работало столько евреев.

Не дав своего ректора-льва на растерзание, профессора университета ограничились наказанием в виде объявления ему "строгого выговора". Но кровожадная комиссия все-таки добилась своего, на рассмотрении вышестоящей партийной инстанции - бюро Алматинского городского комитета КПСС - исключив У. А. Джолдасбекова из рядов КПСС.

Но на этом облавная охота на Льва не прекратилась.

Вскоре комиссию Соломенцева сменила в республике группа профессиональных "ангелов смерти" во главе со следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР небезызвестным А. Калиниченко.

Поскольку "национализм Джолдасбекова" не мог служить основанием для заточения его в тюрьму, следственная группа бросилась собирать "компромат" и "улики", обыскивая рабочий кабинет ректора, его дом, дачу, автомобиль, словом, все закутки и щели, где можно было обнаружить хоть малейшую зацепку.

Внезапно словно сюрпризом для зашедшего в тупик следствия всплывает известие: куда-то "исчез" приобретенный для университета баснословно дорогой импортный мебельный гарнитур стоимостью в 200 тысяч рублей.

- Да не исчез он. Ключи от него у меня в сейфе. Сохранность предметов можно определить по наличию тех ключей. Посмотрите хорошенько и вы убедитесь, что все находится на своих местах, - откровенно и в то же время загадочно ответил ректор на одном из первых допросов.

Связка ключей в сейфе действительно нашлась. Но из всего гарнитура в кабинете ректора наличествовала только четвертая его часть. Днем с огнем не найдя остального, следователь снова вызывает Джолдасбекова.

- Честно говоря, мебель мы поделили с самого начала. Остальное вы найдете у моих заместителей, - сказал он, как будто приоткрывая завесу страшной тайны, дав еще одну подсказку следователям.

Теперь они кинулись к проректорам, перерыли вверх дном их квартиры, но опять ничего не нашли. Несолоно хлебавши, ищейки вновь взялись выбивать признание из Джолдасбекова.

- Не может этого быть. Кто же, как не они, ее взяли? Наверное, плохо искали. Я вспомнил: еще к разделу мебели причастны два декана, которые работают в главном корпусе. Может быть, они признаются? - уточнил обстоятельства Джолдасбеков и отправил следователей по новому кругу.

Те нагрянули в квартиры двух поименованных деканов, учинили допрос, устроили обыск. Но и это не дало результатов. Снова вызвали на допрос Джолдасбекова. На этот раз нервы у Калиниченко сдали, и он начал угрожать подследственному:

- Прекратите играть в прятки, товарищ Джолдасбеков. Я хотел облегчить Вам наказание за согласие помогать следствию, а Вы, оказывается, вздумали меня дурачить. Бросьте эти шутки и расскажите: когда, с кем и при каких обстоятельствах Вы поделили мебель? Иначе пожалеете...

- Товарищ следователь. Я не могу отказаться ни от одного из показаний, данных мною до этого. Это правда, что дорогой мебельный гарнитур был нами приобретен. Его стол для заседаний и два книжных шкафа находятся в моем кабинете, а диван - в приемной. Это вы и сами видели. Остальные предметы гарнитура находятся у моих заместителей и двух деканов, но только не в их квартирах, где вы тщетно искали, а в их служебных кабинетах. А то, что ваши люди смотрели, да не увидели, объясняется просто: они искали не мебель, а компромат.

Когда Умирбек Арысланович говорил это подобно льву рыкающим голосом, слушавший следователь готов был лопнуть то ли от злости, то ли от собственного тугодумия.

Говорят, что не раз посаженный в лужу такими хитроумными логическими комбинациями академика, А. Калиниченко как-то сказал в сердцах:

- Этот Джолдасбеков не компьютер, а система компьютеров, которая предвидит на двадцать ходов вперед...

Нет, не на того нарвался А. Калиниченко, незадолго до этого снискавший себе славу сомнительного героя в ходе скандально известного "Хлопкового дела". Неудивительно, что, получив в Казахстане отпор от бесстрашного льва У. Джолдасбекова и степного волка Т. Кожакеева, сей "герой" потом очень быстро сник и бесславно слинял.

В годы опалы Умирбека Арыслановича я работал в главной редакции Казахской энциклопедии. И невольно оказался в эпицентре такой драматической ситуации, когда по грозному окрику ЦК из очередного тома краткой энциклопедии "Казахская ССР", посвященного науке и образованию республики и вышедшего в 1988 году, была изъята биографическая статья об академике.

Мы сильно переживали и носили на плечах груз вины за эту черную несправедливость, когда в один из тех дней Умирбек-ага позвонил по телефону и сказал:

- Никакой вашей вины в этом нет. Статья обо мне имеется в первом, 12-томном издании Казахской энциклопедии. Ее эти мерзавцы не вырубят даже топором. Ничего страшного, ведь жизнь продолжается. Будем живы, выпустим еще. А вот твоя женге заслуживает того, чтобы ты о ней позаботился. Свою докторскую она написала и защитила своим собственным трудом. И за нее я готов воевать до конца против кого бы то ни было.

Конечно же, свою супругу Майю Михайловну, с которой он познакомился еще на заре своей юности и связал свою судьбу в трудные годы лишений, любил особенной любовью.

Отец Майи Михайловны по имени Мухаметали был известным человеком и в 30-е годы возглавлял отдел сельского хозяйства Южно-Казахстанского обкома партии. Но в 1937 году, с первой же волной политических репрессий Мухаметали-ага был репрессирован, а его супруга Сулухан была брошена в застенки Карлага. Только после войны, когда в политической системе произошли некоторые послабления, она была освобождена из лагеря и получила разрешение на проживание с семьей в Шымкенте. В этом городе, будучи ученицей 9-го класса русской школы, девочка Майя познакомилась с юношей по имени Умирбек, который учился в казахской школе имени К. Сыпатаева.

После окончания школы дороги до этого неразлучных влюбленных разошлись: Умирбек поехал на учебу в Москву, Майя — в Ленинград.

До самого своего приезда на новое место смекалистый и деятельный Умирбек успешно решает возникшую проблему: упорно ходатайствует перед руководством вуза и добивается-таки того, чтобы Майю, учившуюся в Ленинградском государственном университете, перевели на филологический факультет МГУ. Днем он учился, вечером работал, и так содержал и себя, и свою юную невесту. Не забывал помогать даже и матери, посылая при случае скромные средства. Перейдя на пятый курс, молодые решили пожениться, а свадьбу сыграли в только что сданном в эксплуатацию высотном здании главного корпуса МГУ. Особую атмосферу торжеству придало присутствие на нем в то время гремевшей на весь Союз всенародной любимицы певицы Розы Баглановой, оказавшейся в те дни в Москве с гастролями. Для молодоженов, с детских лет нахлебавшихся горького вкуса сиротства, песенный подарок Розы-апай стал незабываемым сувениром на всю жизнь. А о невиданном фуроре, произведенном на той свадьбе Баглановой, потом многие рассказывали прекрасные легенды. С тех самых дней и до последних минут своей жизни Умирбек-ага во всех смыслах носил на руках свою нежно любимую супругу - незабвенную Майю Михайловну.

...Вскоре после того телефонного разговора в свет вышел третий том краткой энциклопедии, в котором была опубликована и написанная мной биографическая статья о докторе филологических наук, профессоре М. М. Багизбаевой.

Если бы вы видели, как по-детски обрадовался тогда Умирбек Арысланович, когда взял в руки увесистый, свежепахнущий типографской краской энциклопедический том:

- Майя! Майечка! Сегодня твой день. Вот что значит - попасть в историю. Я вошел в первую энциклопедию, а ты - в сверхновую. О каких же признаниях можно еще мечтать? - восторженно говоря так, он все же не удержался от шутки: - Для каждого издания энциклопедии разве недостаточно, чтобы от одной семьи в нее входило по одному профессору?

В конце 88-го года в производство пошел четвертый том краткой энциклопедии. На тот момент Джолдасбеков еще не был восстановлен в партии.

Нынешняя молодежь может и не знать: в то время подвергнуться исключению из партии означало быть выброшенным из общественной жизни. Перед изгнанным из партии человеком захлопывались все двери, а власть предержащие в буквальном смысле поворачивались к нему спиной.

Итак, в конце 88-го четвертый, итоговый том краткой энциклопедии объемом в 138 печатных листов был передан в производство, и в редакцию поочередно начали приходить его верстки. Процесс этот длился до середины 89-го, а ближе к осени том в основном был сверстан.

К тому времени присланный Кремлем наместник Г. Колбин, переполошивший весь Казахстан на два с половиной года, успел покинуть свой пост, и к руководству республикой пришел Нурсултан Назарбаев. Еще в бытность председателем Совета Министров Казахской ССР неоднократно посещавший КазГУ для ознакомления с ходом строительства университетского городка, хорошо знавший Умирбека Арыслановича и как личность, и как умелого руководителя, Нурсултан Абишевич восстановил справедливость, вернув безвинно репрессированным партбилеты и добрые имена. Поэтому восстановление У. А. Джолдасбекова в рядах КПСС было воспринято общественностью республики как факт его полной и окончательной политической реабилитации.

К этому моменту 4-й том на казахском языке был полностью сверстан, и из типографии досылались оттиски самых последних приложений и дополнений к нему. На правах ответственного секретаря энциклопедии я выкроил 1 500 знаков из заверстанной в 4-й том статьи преподавателя КазГУ К. Халикова, впоследствии министра юстиции РК К. Колпакова под названием "Гласность" и заместил высвободившийся объем статьей-персоналией о У. А. Джолдасбекове. Эту "находчивость" радостно поддержал и наш главный редактор академик Рымгали Нургалиев. Так в завершающем томе краткой энциклопедии "Казахская ССР", выпущенной в самом конце 1989 года, наряду со статьями о возвращенных из исторического забвения деятелях Алаша во главе с А. Букейхановым, А. Байтурсыновым, М. Дулатовым и другими увидела свет и статья об Умирбеке Джолдасбекове.

- Это уже не только политическая реабилитация, а политическое признание моих заслуг. Посмотри, в какой компании оказался! Теперь мы им покажем, кто есть кто, - сказал академик, весь сияя от счастья.

С той самой поры имя академика Джолдасбекова все чаще стало появляться в положительном контексте на страницах газет и журналов, в телевизионном и радиоэфире, и таким образом к заслуженному гражданину начала возвращаться его добрая репутация.

Лев снова приготовился к прыжку.

В последовавшем затем 1990 году состоялись первые в истории Казахстана демократические выборы на альтернативной основе в Верховный Совет республики. Умирбек Арысланович выдвинулся кандидатом в депутаты от университетского округа, за 16 лет его службы ставшего для него родным. Хотя здесь следует уточнить: несмотря на название "Университетский", это был очень крупный округ, на территории которого кроме КазГУ размещались также Казахский политехнический и Казахский энергетический институты и еще много других учреждений, организаций, предприятий. Ректоры названных институтов также участвовали в выборах в качестве основных соперников У. Джолдасбекова, что существенно осложняло его положение. Именно в этом же округе зарегистрировались С. Дуванов и Г. Ергалиева, что в совокупности накалило предвыборный ажиотаж до предела. Так что борьба предстояла нешуточная.

Как прежде, так и на этот раз возглавить свой предвыборный штаб академик доверил своему верному ученику Б. Жумагулову, которого он с любовью и лаской называл не иначе как "мой могучий человек".

Однажды Бахытжан позвонил мне и сказал:

- Мухтар! Умеке хочет попросить у тебя помощь в одном важном деле. Нужно встретиться с глазу на глаз, посоветоваться. Как ты на это смотришь?

Я сразу согласился. Вскоре Бахытжан приехал ко мне в редакцию энциклопедии. Ведая о практиковавшемся КГБ тотальном прослушивании кабинетов и телефонов, мы приняли меры предосторожности и вышли на улицу.

В те времена абсолютно все типографии находились в собственности государства и являлись его исключительной монополией. Образцы шрифтов каждой печатной машинки, не говоря уже о копировальной технике, находились на учете КГБ. Суть просьбы заключалась в том, что Бахытжану необходимо было размножить агитационные листовки Умирбека Арыслановича. Причем речь шла о довольно внушительном тираже в 10 000 экземпляров. Да, такая возможность у нас была. Но на это бы ушла трехмесячная норма выделенного энциклопедии копировального порошка!.. Я сказал Бакытжану, что сделаю все, что только в моих руках, а конкретный ответ обещал дать назавтра.

На следующий день мы встретились в условленный час, как два каких-то шпиона спустились в подвальное помещение редакции, где находился ротапринт, и, заперев дверь изнутри, принялись в полутьме печатать листовки. Ночь была тревожной, но к утру мы чувствовали себя счастливчиками: в руках наших были пачки листовок общим тиражом в 5 000 экземпляров. С восходом солнца мы повезли их в штаб, после чего они мгновенно были распространены на территории избирательного участка.

Умирбек Арысланович вырвался в лидеры еще на первом туре и вместе с ректором энергоинститута А. Богатыревым прошел на второй. И на этом этапе вновь сослужил добрую службу старенький ротапринт. Старания наши были вознаграждены, и одержав победу, Умеке был избран в Верховный Совет республики 12-го созыва. Так, словно гарцуя на белом боевом коне победителя, он с триумфом вернулся на арену большой политики.

Девяностые годы стали для Умирбека-ага плодотворным временем. Вокруг него вновь стали собираться некогда подрастерявшиеся друзья и сородичи. Рассказывают, что кто-то из ближних предостерег его: "Не будь таким наивным, ведь у тебя врагов больше, чем друзей". На что он ответил: "Мне бы друзей сосчитать, пересчитывать врагов недосуг". Впоследствии эти его слова разошлись в народе метким афоризмом.

В 1991 году академик У. Джолдасбеков впервые в истории Казахстана создал Инженерную академию и был избран ее первым президентом. Подобный полноводной реке с быстрым течением, Умирбек Арысланович раскрутил ее быстро и на полную мощность.

В это время я уже ушел из редакции энциклопедии и встал на путь частного предпринимательства. Одно из событий тех лет я запомнил до мельчайших обстоятельств.

Свою биографию бизнесмена я начал с того, в чем разбирался лучше всего, - с издательского дела. Шла весна 1992 года. Первым моим проектом стал выпуск учебных пособий для поступающих в вузы. Было среди них и учебное пособие по курсу "Русская литература", написать которое я попросил Майю Михайловну Багизбаеву. Она взяла в соавторы свою коллегу по фамилии Журавлева и, поработав пару месяцев, представила готовую рукопись.

Когда из типографии поступил сигнальный экземпляр пособия, я созвонился с Майей Михайловной, чтобы порадовать ее этой новостью. "Может, найдешь время забежать к нам в обеденный перерыв? - сказала она своим неизменно нежным голосом. - Вот и Умирбек Арысланович давно тебя ищет".

Джолдасбековы жили в одном доме, в одном подъезде с Козыбаевыми, только Манаш-ага на верхнем, а Умирбек-ага - на нижнем этаже.

Захожу в дом, а там дастархан накрыт и сам Умеке сидит среди не очень знакомых мне гостей, но в особенно приподнятом настроении.

- За что люблю Мухтаржана - он всегда приходит в наш дом с хорошими новостями. Сегодня вышла книга моей Майечки. Ну-ка, дай мне ее рассмотреть, - довольно прогремел он, растроганно беря из моих рук алую книжицу в тонкой обложке.

- Майя, посмотри, какая прекрасная книга - такая же румяная, утонченная и воздушная, как ты сама. Поздравляю. Суюнши с меня. Но и ты, Мухтар, готовь суюнши: ваш дядюшка Джо (он знал, что студенчество КазГУ его ласково называло именно так, и это ему импонировало) сегодня избран первым вице-президентом Международной инженерной академии. Поэтому в нашем доме сегодня двойная радость! - сказал он и повел меня за стол.

Умирбек-ага был превосходным оратором и одинаково мастерски владел как казахским, так и русским языками. Но у него была манера - в минуты хорошего настроения намеренно небрежно смешивать казахские и русские слова и обороты, что задавало его речи особый шарм и узнаваемый, "фирменный" джолдасбековский стиль общения.

В тот день он был в хорошем расположении духа, и пообщались мы откровенно и долго. Поддержав меня в моем решении заняться бизнесом, он надавал мне массу полезных советов.

- Время узколобого "купи-продай" скоро пройдет. А ты выбрал верное направление. Не сворачивай с него. Всеобщеобразованной, читающей стране всегда нужно много книг, - повторял он мне.

За девяностые годы У. А. Джолдасбеков успел поднять на ноги учрежденную им же Инженерную академию. Более того, очень много он сделал для становления и Международной инженерной академии, укрепив ее влияние во многих странах мира. Свидетельством тому мнение нынешнего президента этой академии, всемирно известного академика Б. В. Гусева, который сказал: "У. А. Джолдасбеков не только великий ученый и инженер, получивший признание в России, Казахстане, Азии и Европе, но и выдающийся организатор инженерного движения в мире, один из создателей Международной инженерной академии, авторитет которой получил поддержку целого ряда стран мира - США, Германии, Англии, Франции, Китая, Южной Кореи, Японии, Пакистана, Египта и многих других".

Не будучи специалистом в области теории машин и механизмов, не берусь судить о том, чего не знаю. Но одна лишь количественная сторона научного наследия академика У. А. Джолдасбекова, насчитывающего около 400 научных трудов, свыше 70 из которых опубликованы за рубежом, а также выданных 126 авторских свидетельств и иностранных патентов, красноречиво характеризует его как крупнейшего ученого и плодотворнейшего интеллектуала.

Важно подчеркнуть, что международное признание пришло к нему не в пору его всемогущества как ректора и общественного деятеля в 80-е годы, а в 70-е годы, когда ученому не было и пятидесяти лет. Если вы удосужитесь раскрыть биографическую статью "Артоболевский И. И." в Большой советской энциклопедии и всех последующих, ныне российских, изданиях универсальных энциклопедических словарей, то вы заметите, что в характеристике этого крупнейшего ученого, избранного в академики в 1946 году, удостоенного звания Героя Социалистического Труда в 1969 году и скончавшегося в 1977 году, неизменно воспроизводится одна и та же дефиниция - "основатель научной школы в области теории машин и механизмов". Так вот, тот самый легендарный академик И. И. Артоболевский писал еще в 1976 году (в то время Джолдасбекову было 45): "Академиком У. А. Джолдасбековым, выдающимся ученым, проведены широкомасштабные научные исследования по разработке теории механизмов высоких классов и созданы принципиально новые, не имеющие аналогов в мировой практике, механизмы и манипуляционные устройства высоких классов, которые защищены авторскими свидетельствами СССР на изобретения и запатентованы за рубежом".

Редкий учитель применяет эпитет "выдающийся" к своему ученику, пусть даже самому талантливому. Но Умирбек Арысланович заставил Артоболевского сказать это. Точнее, заставил не он сам, а принадлежащие ему беспрецедентные в мировой практике научные открытия и новшества. Вполне допускаю, что, возможно, не все они сделаны У. Джолдасбековым единолично. Быть может, эту не имеющую аналогов технику он изобрел вместе со своими талантливыми учениками. Но главное, что изобретения эти состоялись, были признаны, поставлены на службу науке и человечеству. В том же, что на каждом из них стоит тавро мастера У. Джолдасбекова, у меня нет никаких сомнений.

В 1993 году академик У. Джолдасбеков вновь становится депутатом Верховного Совета - на этот раз будучи избранным своими земляками из Южного Казахстана. Во вновь избранном Парламенте он работал не просто одним из многих депутатов, а председателем Комитета по науке, образованию и новым технологиям. Его слава начала вновь греметь по всей стране. Но в следующем, 1994 году академик У. Джолдасбеков неожиданно споткнулся.

2 февраля того года Президент Республики Казахстан Н. А. Назарбаев принял участие в общем собрании Национальной академии наук и предложил на пост ее президента кандидатуру академика-депутата У. А. Джолдасбекова.

Здесь, по-видимому, есть смысл сделать небольшое отступление и раскрыть некоторые существенные обстоятельства и "подводные" мотивы происшедшего эксцесса. В годы, когда Умирбек Арысланович возглавлял КазГУ, между университетом и академией существовала конкуренция, в иных аспектах приобретавшая довольно резкие и ожесточенные формы. Людям свойственно сравнивать, и на фоне откровенно консервативного президента Академии наук деятельный ректор университета выгодно отличался своей харизматичностью, открытостью, вулканической энергией, умением притягивать и сплачивать людей. Недаром под крыло молодого ректора устремилось множество молодых перспективных ученых. Пробивной ректор сразу брал их под свою защиту и покровительство, предоставлял им жилье, вверял им руководство кафедрами и лабораториями, создавал благоприятные условия для занятия научной работой.

Если в академии с ее консервативными и геронтократическими устоями ученые готовили свои диссертации годами и ходили без степеней на протяжении ряда лет, то, попадая в динамичную университетскую среду, те же ученые защищались в кратчайшие сроки и потом столь же поступательно шагали по профессиональной лестнице, вырастая от звания к званию. И именно в те времена отмечалась такая закономерность, что молодые ученые КазГУ в возрасте от 30 до 40 лет не только успешно и в срок защищали кандидатские и докторские диссертации, но становились лауреатами государственных премий КазССР и СССР.

Так вот, когда кандидатура Джолдасбекова была поставлена на голосование, кое-кто припомнил старые обиды и разжег огонь былого соперничества, вследствие чего предложенная Главой государства кандидатура была завалена на середине дистанции. И кто знает, окажись тогда президентом У. Джолдасбеков, быть может, совсем по-другому сложилась бы дальнейшая судьба Национальной академии наук?..

Когда были оглашены результаты голосования, Умирбек Арысланович произнес слова, которым также суждено было стать афоризмом: "Я претендую не на кресло, а на право на него".

В 1995 году была принята новая Конституция страны, на основе которой затем состоялись выборы в новый профессиональный двухпалатный Парламент. И вновь, оправдав надежды своих земляков, Умирбек получил депутатский мандат. Вскоре он был избран председателем Комитета по социально-культурному развитию Мажилиса Парламента республики. В те годы голос академика-депутата стал чаще звучать с трибуны Парламента.

В декабре 97-го года столица страны была перенесена из Алматы в Акмолу, и в суровые морозные дни Сарыарки главный город страны справил славное новоселье.

После вечернего банкета в ресторане "Меруерт" мы все той же компанией выехали в аэропорт, чтобы улететь специальным рейсом в город Алматы. Но по метеоусловиям аэропорт Алматы нас не принял. Отказал и Тараз.

Было уже далеко за полночь, когда наш самолет совершил посадку в аэропорту Шымкента.

Воистину благословенно гостеприимство наших южан, которые, несмотря на ночь, холод и огромное количество внезапно нагрянувших именитых и сановных гостей во главе со славным патриархом нации Байкеном Ашимовым, встретили нас с распростертыми объятиями.

И каких только звезд не было на борту того самолета: К. Мухамеджанов, Е. Серкебаев, А. Ашимов, С. Оразбаев, Ш. Валиханов, М. Магауин, Т. Садыков, Н. Мамыров, архиепископ Алексий — словом, сливки нации. Всем одинаково рады были шымкентцы, но к одному из них (этого скрыть было невозможно) они проявляли особое уважение. Конечно же, это был Умирбек-ага, окончивший здесь школу и начавший отсюда свой путь в науку и большую политику.

Несмотря на усталость и на то, что здоровье его в то время было уже подорвано, Умирбек-ага на правах хозяина всячески поддерживал компанию, поощряя всех на веселье и доброе общение за большим дружным дастарханом.

- Сегодня все вы - гости моего родного города. И не просто гости, а самые желанные, счастливый случай свел всех вместе здесь и сейчас. Поэтому я прошу вас не покидать этот дастархан до самой подачи нам борта, - сказал он и сам вызвался быть тамадой, а меня назначил своим заместителем.

Это была незабываемая, волшебная ночь. Пелись песни, исполнялись кюи, рассказывались истории, лилось вино. Да и сам дастархан походил на сказочную скатерть-самобранку: стоило Умирбеку-ага хлопнуть в ладоши, как на нем появлялись все новые блюда, одно изысканнее другого. Гостеприимные хозяева угадывали все желания гостей и обслуживая их, порхали как бабочки, а довольный академик не скрывал своей гордости за то, как щедра и приветлива к нам его родная земля.

Эта звездная ночь, средь которой царил падишахом наш льву подобный Умирбек-ага, запомнилась мне на вечную вечность.

Жизнь протекает стремительно, как скачущий конь и пущенная стрела. На следующий год пришла черная весть о том, что рухнул великан, казавшийся вечным, славный сын казахского народа.

Когда я приехал к нему в больницу, глаза мои не узнали в нем привычного мне Умирбека-ага: мощное тело его обмякло, вечно румяный загар на лице выцвел, горевшие углями глаза потускнели, упругие щеки впали и уже не было сил для былого задорного смеха.

Чуть приподняв поседевшие брови, он подал мне знак глазами, словно говоря: "А, успел-таки, браток?". Я молча подошел и, осторожно приподняв его лежавшую поверх белой простыни левую руку, обнял двумя ладонями.

Хотя пальцы его исхудали почти до костей, но и тогда они показались мне мягкими-мягкими. Он с усилием поднял непослушную правую руку и положил ее поверх моей руки.

В этот миг мне почудилось, что от ладоней дорогого мне человека через мои руки в мое тело едва уловимыми толчками перетекает какой-то необъяснимый ток, какое-то особенное тепло.

Это безмолвное прощание прервал стоявший позади меня врач, легонько ткнувший меня в правое плечо. Я оставил излучающие свет ладони Умирбека-ага поверх больничной простыни и не отводя взгляда от его добрых и беззаветных глаз, плавно попятился к выходу. Это было наше последнее прощание.

Его львиное тело боролось с недугом девять месяцев...

Скорбь народа по славному своему гражданину разделил Глава государства. В телеграмме Нурсултана Абишевича, направленной в адрес семьи покойного, говорилось: "Глубоко скорблю в связи с кончиной Умирбека Арыслановича Джолдасбекова - выдающегося государственного и общественного деятеля, всемирно известного ученого, умелого организатора науки и высшей школы страны, замечательного гражданина и человека большой души".

...Когда я бываю в Алматы, в своей квартире в доме на берегу реки Есентай, я всегда - словно какое-то священнодействие - с благоговением и трепетом люблю выполнять этот ритуал. Открываю окно, и с упоением вдыхаю чистейший свежий воздух, вобравший все ароматы благословенного Алатау. Надышавшись этой свежестью, начинаю всматриваться в очертания прекрасного университетского городка, где прошли мои студенческие годы, с которым связаны теплые воспоминания, и теперь уже редко выпадающие моменты посещения которого воспринимаются мною как лучшие времена года моей жизни.

"Имя достойного не знает смерти, слово ученого не знает тлена". Городок, построенный замечательным человеком на века, на бессмертие, стоит все такой же.

Впрочем, нет, кое-какие изменения имеются. На площади напротив главного корпуса появился каменный истукан в лохмотьях, изображающий не то дервиша, не то бродячего факира, не то калифа на час, но совершенно недостойный памяти принадлежащего вечности праведного предка нашего Аль-Фараби.

"Я памятник воздвиг себе нерукотворный".

Мне кажется, что эти строки великого поэта как будто обращены к академику Джолдасбекову, который делом всей своей жизни действительно оставил о себе добрую память.

И если это так, то как бы украсился университетский городок, когда бы на одном из самых видных его мест появился отлитый в стали колоритный образ гордого Ректора, хотя он уже при жизни воздвиг себе неоспоримый и немеркнущий памятник - КазГУград, который еще послужит не одному поколению нашего народа.

Мухтар КУЛ-МУХАММЕД